Мемуары генерала барона де Марбо - Жан-Батист-Антуан-Марселен де Марбо

Те французы, кому удалось переправиться через реку, оказались без оружия, брошенного ими, чтобы иметь возможность плыть. У них больше не оставалось ничего для защиты. Они бежали по полям, чтобы не попасть в руки четырехсот или пятисот пруссаков, саксонцев и баденцев. Всем этим гнусным негодяям было мало выкупаться в крови французов во время резни, происходившей в городе и в его пригородах. С помощью балок и досок враги построили нечто вроде мостика над арками разрушенного взрывом моста, переправились по нему через Эльстер и продолжали убивать тех наших несчастных солдат, каких им удавалось догнать по дороге на Маркранштедт!

Заметив эту группу убийц, я сразу же приказал г-ну Шнейту, командиру 24-го полка, произвести маневр, который, в совокупности с маневрами моего полка, позволил окружить всех этих бандитов, зажав их в большой полукруг. В тот же миг я приказал броситься в атаку! Атака была беспощадной! Захваченные врасплох бандиты оказали нам лишь очень слабое сопротивление, и это тоже была большая резня, потому что мы не пощадили никого! Я был так зол на этих злодеев, что перед атакой пообещал себе разрубить саблей любого, кто попадется мне под руку. Однако, оказавшись среди них и видя, что они все пьяны, никто ими как следует не командует, кроме двух саксонских офицеров, начавших дрожать с приближением нашей мести, я понял: здесь не бой, а экзекуция, и я не должен принимать в ней участия. Я побоялся найти удовольствие в том, чтобы убить собственной рукой некоторых из бандитов! Поэтому я вложил саблю в ножны и дал нашим кавалеристам возможность уничтожить этих убийц. Две трети мерзавцев полегли мертвыми прямо на месте! Остальные, среди которых находились два офицера и множество саксонских гвардейцев, убежали к остаткам моста в надежде вновь переправиться через реку по своему временному мостику. Но поскольку по нему можно было пройти лишь один раз, а наши егеря сжимали вокруг них кольцо все теснее, беглецы спрятались в большом постоялом дворе, находившемся по соседству, и оттуда принялись стрелять в моих людей. В этом им помогали несколько взводов баденцев и пруссаков, располагавшихся на противоположном берегу.

Шум этого сражения мог бы привлечь к мосту значительные силы противника. Неприятель, не переправляясь через реку, сумел бы уничтожить мои два полка с помощью ружейного огня и нескольких выстрелов из пушек. Поэтому я поспешил ускорить события и приказал спешиться большинству моих егерей, которые, взяв с собой карабины и большое количество патронов, атаковали постоялый двор с тыла и подожгли конюшни, а также сарай с сеном! Мерзавцы, спрятавшиеся в этом здании, поняли, что вот-вот сгорят, и попытались выбраться из помещения, но по мере их появления в дверях наши стрелки расстреливали их выстрелами из карабинов!

Напрасно они послали ко мне в качестве парламентера одного из саксонских офицеров. Я был безжалостен и не захотел согласиться рассматривать в качестве солдат, которые сдаются после честного боя, этих негодяев, убивавших наших товарищей, бывших военнопленными! Так, 400 или 500 прусских, саксонских и баденских ублюдков, незадолго перед тем переправившихся через мостик, были уничтожены! Я велел сообщить об этом генералу Себастьяни, и он остановил на полпути другие бригады легкой кавалерии.

Огонь, зажженный нами в сенных сараях и на чердаках постоялого двора, вскоре добрался и до соседних строений. Большая часть деревни Линденау, расположенная с двух сторон от большой дороги, сгорела, и это должно было задержать восстановление моста и переправу вражеских частей, которым было приказано преследовать и беспокоить французскую армию во время ее отступления.

После завершения этой короткой экспедиции я вновь привел свою бригаду в Маркранштедт. С нами были также две тысячи французов, спасшихся при взрыве моста. Среди них находилось множество офицеров самых разных званий и чинов. Император расспросил их, желая узнать, что им было известно относительно взрыва моста и резни, совершенной союзниками, убивавшими французских военнопленных. Вероятно, этот грустный рассказ заставил Наполеона пожалеть о том, что он не последовал совету, данному ему утром: обеспечить отступление армии и помешать врагам атаковать нас во время этого отступления, преградив врагу путь поджогом пригородов и, в случае необходимости, даже города Лейпцига, тем более что все жители оставили город во время трехдневного сражения.

Во время короткой наступательной операции по направлению к мосту Линденау бригада, находившаяся под моим командованием, потеряла только трех человек ранеными, один из них оказался из моего полка. Это был один из самых неустрашимых и самых умных унтер-офицеров. Он был награжден орденом Почетного легиона, его звали Фуше. Во время атаки на постоялый двор он получил пулевое ранение, причем одна и та же пуля пробила его в четырех местах, пройдя через оба бедра. Несмотря на это тяжелое ранение, смелый Фуше во время всего отступления не слезал с лошади, не пожелав остаться в эрфуртском госпитале, мимо которого мы проходили через несколько дней, и оставался со своим полком до самой Франции. Правда, его товарищи и все кавалеристы его взвода трогательно заботились о нем, и он этого вполне заслуживал.

Уходя от Лейпцига, где союзники только что зверски убили тысячи французских военнопленных, я опасался за несчастных раненых моего полка, которых я там оставил. Среди них был эскадронный начальник Позак. Но, к счастью, отдаленный пригород, где я их оставил, не навестили пруссаки.

Вы уже видели, что во время последнего дня большой битвы, когда один австрийский корпус собрался перерезать нам путь к отступлению, захватив Линденау, где проходит большая дорога, ведущая в Вайсенфельс и оттуда в Эрфурт, император приказал отбить эту деревню войскам генерала Бертрана. После того как движение по этой дороге возобновилось, генерал Бертран прибыл в Вайсенфельс, где мы и встретили его.

После потерь, принесенных нам разрушением моста в Линденау, больше не приходилось и думать о том, чтобы остановиться на Заале. От французской армии оставалось очень немного. Наполеон приказал переправиться через эту реку. За две недели до сражения эта река давала ему возможность иметь неприступную позицию, которой он пренебрег ради того, чтобы испытать удачу в большом сражении, имея в своем тылу три реки и один большой город, где к тому же на каждом шагу приходилось переправляться через какие-нибудь водные преграды. Великий военачальник слишком поверил в свою звезду и в неспособность вражеских генералов.

На самом деле эти генералы совершили столь грубые ошибки, что, несмотря на громадное численное превосходство своих войск, не смогли во время трехдневного сражения отобрать у нас ни одну из деревень, которые мы защищали. Мало того, я слышал также, как король Бельгии, служивший в то время в русской армии, признавался герцогу Орлеанскому, что дважды союзники оказывались в таком тяжелом положении, что их армиям был отдан приказ об отступлении! Однако обстоятельства изменились, и отступить под ударами судьбы пришлось нашей армии!

Перейдя через Заале, Наполеон поблагодарил офицеров и некоторые части Рейнской конфедерации, из чувства чести или за недостатком возможностей не покинувшие нашу армию и находившиеся в наших рядах, и распрощался с ними. Великодушие императора дошло даже до того, что он оставил всем этим военным их оружие, а ведь он имел право удержать их в качестве пленников, поскольку их монархи перешли на сторону врага. Французская армия продолжала свое отступление до Эрфурта без особых происшествий, лишь только бой при Кезене нарушил его ход. Здесь одна-единственная французская дивизия разбила австрийский армейский корпус и захватила в плен его командующего.