Империя тюрков. Великая цивилизация - Рустан Рахманалиев

Власть суверена, господина такой обширной империи, каким стал Темур в конце ХIV – начале XV в., не могла быть мягкотелой. Народы, которыми он управлял, можно было держать в повиновении только за счет постоянной бдительности и жестоких наказаний, обрушивающихся на мятежников. Террор в покоренных странах был единственным средством предотвратить мятежи и бунты. Несмотря на совершенную организацию тайной службы, которая восхищала испанца Клавихо и арабских историков, власть в руках императора-кочевника, который непрерывно пересекает Азию из одного конца в другой, может быть эффективной только в том случае, если все его подданные чувствуют на себе постоянный надзор и живут под страхом сокрушительной кары при малейшем недовольстве правителя.

В отличие от Аттилы и Чингисхана, которые оставили в памяти потомков ужасные образы, он хотел, чтобы его уважали за ра зум. Ему нравилось, когда о нем говорили, что он – «тень Аллаха на земле». Аллах же бывает нелицеприятно суров и грозен. Как записано в «Зафарнаме», «Аллах предназначил Темуру и его потомкам азиатскую империю, потому что предвидел мягкость его правления, которая сделает народы счастливыми». Но, как и Макиавелли, Темур считал, что ход истории наполовину в Божьих руках и наполовину в руках человеческих. Быть «тенью Аллаха» означало для него понимать свершившееся и предвидеть исторические перемены.

Анализируя особо жестокие действия, совершенные по его приказу или с его молчаливого согласия, можно отметить, что его гнев обрушивался главным образом на три самых цивилизованных и развитых города Азии того времени – Исфахан, Дамаск и Багдад. В упорном уничтожении этих городов можно видеть нечто, похожее на зависть к народам и монархам, более цивилизованным, чем его народ и он сам. Мы знаем, как страстно он хотел сделать свою столицу, Самарканд, самым красивым городом мира и не жалел ничего, чтобы добиться этого; цель разрушения трех столиц – Ирана, Сирии и Месопотамии – заключалась в том, чтобы стереть с лица земли соперников, чья репутация как «городов искусств» ранила его самолюбие, и, кроме добычи, он имел целью заполучить людей, умелых в строительстве, каких практически не было среди его подданных.

Конечно, в этом человеке, воспитанном шейхами, человеке, который вступал в беседы с известными людьми, встречавшимися на его пути, жили искренняя любовь к культуре и желание понять философские вопросы бытия. Клан Барлас, к которому он принадлежал, представлял собой племя обедневшей родовой знати, сохранившей самостоятельность мышления. Возможно, он неохотно проводил политику «выжженной земли», которая, что также возможно, была необходима для запугивания врагов. В сыне Тарагая можно видеть «вынужденного варвара», практиковавшего суровую монгольскую дисциплину, эффективность которой доказало царствование Чингисхана и которую он использовал потому, что надеялся при создании мировой империи на другие средства.

Отвага и рассудительность, благородство и дикость, коварные интриги и неожиданные поступки – все это присутствует в нем и проявляется в зависимости от обстоятельств, и всегда удачным образом. Он был хорошим знатоком людей и никогда в них не ошибался, шла ли речь о том, чтобы помиловать врага или заподозрить друга. Время работало на него в том смысле, что он иногда годами выжидал удобного момента для реализации своего решения, а иногда действовал сразу и энергично. Только пространство сдерживало осуществление его грандиозных планов: чем больше становилась его империя, тем слабее делалось его могущество. Сила истощается, желая расширить до безграничности свои пределы. Необходимость и фатальность заставляют нападать первым в нужный момент, чтобы не подвергнуться нападению в момент максимальной слабости. Все завоеватели – от Македонского до Гитлера – были вынуждены смирять свои амбиции. В жизни великого полководца, будь то Аттила или Наполеон, неизбежно наступает момент, когда он обречен предпринять кампанию, которая должна потерпеть поражение. Но фортуна служила Темуру всякий раз, когда он затевал войну против самых крупных государств – мамлюков, османов, персов; скорее всего, удачным был бы и поход на Китай. Завоевательная политика Темура парадоксальна, ибо нацелена на созидательное мироустроение. Государства, неустроенные и пораженные беззаконием, он берет за правило завоевывать, – но не только и не столько оружием, сколько политическим влиянием. Поэтому вряд ли случайно Бартольд считал Темура в равной мере выдающимся разрушителем и созидателем.

Темур прекрасно знал, что, если он не нападет первым, нападут на него, и именно тогда, когда у него не будет возможности выбрать час или место сражения. Опыт войн, политики и дипломатии научил его элементарным истинам: «Умный враг не так опасен, как глупый друг» и «Лучше оказаться в нужном месте с десятком людей, чем не оказаться там с десятью тысячами», а на своей печати он выгравировал такие слова: «Сила в справедливости». Он был прагматик и научил своих сыновей одному из правил правления, пригодному во всех случаях: «Искусство править заключается частью в терпении и твердости, а частью в том, чтобы плыть по течению обстоятельств и делать вид, будто ты не знаешь то, что на самом деле ты знаешь». Так могли сказать и так говорили многие высокоцивилизованные европейские монархи.

Геополитические успехи Темура были столь велики, что четыре века спустя им завидовал Наполеон. Но высший секрет первого оказался для второго непостижимым: Наполеон побеждал, истощая силы Франции и Европы, тогда как силы и возможности Темура в ходе борьбы лишь прирастали. У Наполеона ум служит силе, у Темура – сила уму.

Столь многочисленные победы создателя континентальной сверхдержавы, которые он одержал за сорок лет над столь великими империями и над столь многочисленными врагами, наводят на мысль о некоем причинном постоянстве, но мы такой причины не знаем. Поэтому в данном случае стоит последовать совету Ницше и «отнести все за счет гения».

Великие завоевания Темура были результатом не только его военного гения, но и действий исключительно верной, дисциплинированной армии. Для своего времени Темур располагал, бесспорно, сильнейшей и наиболее совершенной регулярной армией. Но и она лишь подкрепляла тщательно продуманную и рассчитанную политику, должна была действовать с минимальными потерями и предельной осмотрительностью. Кредо Темура-полководца известно: «Безрассудная храбрость – дочь бесов», «Хороший план стоит ста тысяч воинов». Как правило, Темур начинал с детального изучения противника; оно давало ему обильную пищу для «размышления в тиши покоев», а затем – для квалифицированной игры, напоминающей игру в шахматы даже не с противником, а с самим роком истории. Стратегическая работа была поставлена Темуром на системную основу и расписана по «нотам» геополитики. Насколько стратегия Темура отличалась продуманной изощренностью, настолько насилие не было для него самоцелью, оставалось предельно и целесообразно дозированным. Жестокость – вполне в духе времени – допускалась этой стратегией ради демонстрации величия Великого завоевателя.

Его войска были не просто случайным собранием племен, жаждущих добычи, но объединенной силой во главе с начальниками, лично преданными Темуру. И эта сила была как следствие значительных политических и социальных изменений в улусе, начатых сразу после прихода Темура к власти. В течение первых двенадцати лет правления Темур превратил улус Чагатая из племенного союза в завоевательную армию, в которой племена играли второстепенную роль. У Темура были две группы, на которые он всегда мог положиться: члены его семьи и личные соратники. Эти люди были обязаны своим положением Темуру и связаны с ним узами личной преданности, т. е. в отличие от племенных вождей у них был свой интерес в сохранении его власти. Они также отличались от правителей племен тем, что не имели внешнего источника власти, который надо было охранять политическими интригами. В начале царствования Темура правящая элита командовала лишь частью его войск. Но с течением времени войска, ранее подчинявшиеся племенным вождям, перешли под их начало. Новые отряды, которые Темур создавал в ходе своих военных экспедиций, также возглавляли люди из новой знати, тем самым еще больше подрывая мощь племенных вождей. Темур начал выдвигать своих соратников сразу после того, как стал правителем улуса в 1370 г.