На руинах Империи - Татьяна Николаевна Зубачева

чего петь-то?

– А что хочешь.

Эркин, улыбаясь, пожимает плечами и начинает:

– Уж если ты разлюбишь, так теперь. Теперь, когда весь мир со мной в раздоре…

Многие подтягивают. Не зная слов, просто голосами ведут мелодию.

– Здоровско.

– А теперь нашу.

– Ага.

И протяжная тоскливая песня с неразличимыми словами. И всё новые и новые голоса вливаются в неё, как ручьи в реку.

Перкинс, прислушавшись к далёкому пению, поморщился.

– Завыли.

– Поют, как умеют, – пожал плечами Джонатан и стасовал колоду. – Поехали?

– Вперёд, Бредли. В карты тебе сегодня не везёт.

– Ну, он на парнях взял достаточно.

– Они давно у тебя, Бредли?

– С мая. Нанял на выпас и перегон.

– Я думал, из твоих… бывших.

– У меня своих не было, Джек. Бери.

– Взял.

– Пас. Слаженно работают. Мальчишка твой расу потерял? Смотрю, с цветными всё.

– Это его проблема. У цветных, – Джонатан усмехнулся, – свой мир.

– И пусть они в нём остаются, – кивнул южанин.

– Нет, работники они у тебя сильные. И старший твой, Фредди, просто ас… Он натаскивал?

– Нет, я его к ним на перегон поставил. Пасли одни.

– Беру. У тебя там резервация рядом, сильно пощипали?

– Не сунулись.

– Ого! Твой старший там что, половину перестрелял, а остальные струсили?

– Стрельба по цветным теперь опасное занятие, Бредли.

– Туда русские приехали. С переселением. И им стало не до бычков.

– Ловко!

– И ни одного инцидента? Пас. Твой индеец не стакнулся с одноплеменниками?

– Он туда съездил и сам всё уладил. Ни один к стаду не сунулся.

– Ого! С чего это он?

– Ну, никакой расовой солидарности у парня, – рассмеялся Перкинс.

– Ценный раб.

– Джентльмены, – широкоплечий приземистый южанин оторвал от карт очень светлые, почти прозрачные глаза и обвёл пристальным, но несколько усталым взглядом сидящих. – К счастью или к несчастью, оставляю это на ваше усмотрение, но рабов больше нет. И с этим надо считаться.

– Вот как?! Не много ли чести?

– Кому? Мне пришлось уволить старшего ковбоя, он не поладил с пастухами. Перед самым перегоном. И гоню с ними сам.

– Не проще ли было уволить пастухов?

– Нет, – южанин усмехнулся. – Они не давали старшему воровать.

– Вы позволили цветным…

– Я был поставлен перед выбором. Уволить всех четырёх пастухов и сорвать перегон или одного старшего ковбоя и гнать самому. Беру.

– Пас. Но у вас, Бредли, команда сработана. Ваш Фредди держит их как надо.

– Не жалуюсь, – усмехнулся Джонатан. – Сдавать?

– Беру. И всё-таки, Бредли, как вам удалось так подобрать людей?

– Как всё в нашей жизни. Случайно. Они напарники. Я и нанимал их одной командой. И не вмешиваюсь в их дела.

– Имеет смысл. Беру.

Порыв ветра принёс обрывок песни.

– Даже мелодично, – усмехнулся кто-то.

– А многие из них поют, заметили? И неплохо. Беру.

– А уж свищут!

Все рассмеялись.

– Я даже подозреваю, что это система сигналов.

– Ну, это вы чересчур, Роберт. Слишком сложно для цветных.

– Да, в общем, они крайне неразвиты.

– Дон уморительно о них рассказывает. Пас.

– По банку. Я слышал. Действительно, они бывают очень комичны.

– Но совсем дураками я бы их не назвал. Большинство хитры.

– Хитрость не ум. Но попадаются очень сообразительные экземпляры. Двойной банк.

– Выкладывайте.

И взрыв смеха, радостных и негодующих возгласов. Джонатан довольно усмехнулся. Он любил дать выиграть тому, на кого никто не ставил.

– Парни, стадо не упустим?

– Сиди, старшие присмотрят.

– У них своя гульба.

– Вот пусть и прогуляются.

– А то, как к вареву, так они первые, а как к стаду… только мы их и видели.

– Куда присосался, дай и другим глотнуть.

– А чего? Тут и осталось-то…

– Вот и дай.

– Кофе там есть ещё?

– Ни хрена! Всё вылакали.

– Ну, посидели… Полночи уже.

– Парень, ты как? Не охрип?

Эркин рассмеялся:

– Не надоело голосить?

– Всё шёпотом, да шёпотом, поголосим хоть теперь.

– А и, правда, никогда в голос не пел.

– Мы на выпасе раз затянули, так нам всыпали…

– Это сейчас?!

– Да нет, до свободы.

– Ну, тогда-то понятно, а сейчас-то чего? Мы своим вот пели.

– Бычкам?

– А что? Мы и до свободы им пели. Они не стучат. Но тоже… надзиратель услышит, так мало не будет.

– Ну, это, как всегда. Давай, парень.

– Ага, давай.

– Про любовь? – уточнил Эркин.

– А про что хочешь.

– Про бычков ещё не придумали.

– Ещё петь про них…

– Обойдутся.

– Давай что ли. Подвалим.

Эркин переглянулся с Андреем:

– Начинай.

– Жди, что ли? – удивился Андрей.

Эркин кивнул. Эту песню со странно простыми и рвущими душу словами он раньше никогда не слышал. А Андрей знал её сразу и по-английски, и на русском. И рассказывал, что песня эта русская, и занесли её в лагеря русские пленные, а потом кто-то перевёл и пошла она гулять от барака к бараку.

– Давай её. Только…

– Понятно, – кивнул Андрей и начал: – Жди меня, и я вернусь… только очень жди…

– Жди, когда наводят грусть… жёлтые дожди, – вступил Эркин.

Они вели песню на два голоса, и более низкий и глубокий голос Эркина поддерживал звонкий высокий голос Андрея. Остальные присоединялись, не заглушая их голосов. Многие шевелили губами, запоминая слова.

И когда песня закончилась, ещё несколько секунд посидели и стали вставать.

– Бывайте, парни.

– Хорошо посидели.

– Ты откуда эту песню, ну, последнюю, взял?

– Ага, совсем новая.

– Слышал от одного. Он песен знал… закачаешься.

– По распределителям намотаешься, всего наслушаешься.

– Пошли.

– Ты к стаду?

– Пошли, наши рядом.

– Ага.

– Бывайте, парни.

– Бывайте.

– Воду на утро поставь и варево, я к стаду.

– Охота ноги бить?

– Потянусь заодно.

Они пробирались в темноте через заросли к смутным пятнам лежащих бычков.

– Ладно, нам тут правее.

– Бывайте, парни.

– И ты бывай.

– Заглядывай. Промнём.

– А то на одних потягушках не то.

– Идёт.

Эркин подождал, когда те трое скроются и затихнут их шаги, и тогда не спеша пошёл к стаду, к еле различимому силуэту, отдалённо напоминавшему сидящего на земле человека. Когда Эркин был в двух шагах, сидящий закурил и по вспышке, осветившей на секунду его лицо, Эркин понял, что не ошибся. Сел рядом.

– Хорошо погуляли? Как надо?

Эркин тихо рассмеялся:

– А я не знаю, как надо. В первый раз ведь.

Фредди молча затянулся. Потом очень серьёзно сказал:

– Бычков сосчитай. Вдруг прибавилось.

Эркин привстал, осмотрел лежащих бычков и снова сел.

– Не, ног столько же.

Фредди усмехнулся.

– Ловок. Иди, отоспись.

– А ты?

– Сегодня ваш день. Я своё потом возьму.

– Сейчас полночь есть?

Фредди посмотрел на часы.

– Миновало уже.

– Тогда мой день кончился. Ведь… ведь пока ты у костра не покажешься… он не подойдёт, так?

– Угадал. – Фредди встал, на мгновение опёршись на литое