The Transformation of the World: A Global History of the Nineteenth Century - Jürgen Osterhammel

определено совершенно по-разному в широком или узком смысле. Многие малые общества были "безгосударственными", если понимать под этим отсутствие в них даже персонала в доме правителя. В других случаях, когда штат был нестабилен и слабо дифференцирован в институциональном плане, шансы на то, что что-то вроде "функций государства" будет поставлено на регулярную основу, зачастую были ничтожны. Государство было слабым не только в обществах, считавшихся "примитивными" в обычном понимании конца XIX века. В Соединенных Штатах, во многих отношениях явно современном государстве, люди и слышать не хотели о государстве в европейском понимании власти, требующей повиновения. В глазах американских граждан любая власть, не легитимированная осознанной волей избирателей, уходила в прошлое. Правительство, в отличие от государства в старом европейском понимании, обязано было давать отчет о своей деятельности. На рубеже веков лишь немногие политические теоретики осмеливались говорить о "государстве" в США как об абстрактной категории. Другое дело, что господствующая идеология безгосударственности, во многом восходящая к старым английским концепциям права, по ряду моментов вступала в противоречие с реальностью. На границе США, и особенно на новых инкорпорированных территориях Запада, федеральное правительство и местные власти (часто со слабой демократической легитимностью) решали классические политические задачи регионального планирования.

Более узкое определение подчеркивает концептуальное различие между государством и обществом. В отличие от старой европейской политической теории и аналогичных концепций в других странах мира, это позволяет отойти от идеи - точнее, образа - государства как домашнего хозяйства или организма, управляемого его главой. Если рассматривать государство и общество как отдельные сферы, то уже нельзя считать, что вся страна - это одна большая семья. Заботливый и карающий правитель, достойный уважения: эта точка зрения, яростно атакованная в "Первом трактате о государстве" Джона Локка и в итоге дискредитированная, уже отступила в Европе XVIII в., но сохранялась, например, в официальной риторике позднеимперского Китая.

"Рациональная" бюрократия

Подобная концепция государства как структуры, находящейся вне общества, развивалась в ранней современной Европе по нескольким направлениям. Отнюдь не факт, что единый абсолютизм двигал все европейские общества или даже все крупные общества в одном и том же направлении. Неизбежной частью раннего современного государства была бюрократия, которая должна была решать три основные задачи: (а) управлять крупными государствами таким образом, чтобы обеспечить их сплоченность; (б) поддерживать на плаву казну (особенно военную казну, учитывая важность войны для государств в этот период); (в) организовать отправление правосудия в эпоху до эффективного разделения властей, которое постепенно возникло в Северной Америке и Европе только в конце XVIII века. Однако нигде в Европе до 1800 г. все звенья системы правосудия не находились в руках государства. Королевские и императорские суды никогда не отвечали за все, даже в самых централистских системах абсолютного правления; всегда оставались специальные анклавы для городов, поместий, корпораций (например, университетов) или землевладельческой аристократии (так называемые патримониальные суды в Пруссии). Церкви, монастыри и другие религиозные учреждения часто применяли к своим членам собственные законы. В исламском мире светское и религиозное право не было резко разделено и имело много пересекающихся элементов. Императорский Китай XVIII века, где не было признанных государством церквей и аналогов европейского канонического права, в большей степени, чем в большинстве стран Европы, был отмечен государственной монополией на правосудие. Низшие чиновники, которых в конце XVIII в. было всего несколько человек в каждом округе (сянь) Сино-Маньчжурской империи, были универсалами, отвечавшими за отправление правосудия во всех возможных случаях. Смертные приговоры должны были утверждаться лично императором. Таким образом, по степени участия государства цинская судебная система до 1800 г. была более современной, чем ее европейские аналоги. Трудно сказать, было ли верховенство закона столь же ярко выраженным, но с 1740 года появился свод светского уголовного права, вполне сопоставимый с европейскими кодификациями того времени.

Со времен Макса Вебера в исторической социологии принято считать, что в современной Европе патримониальные администрации превратились в рациональные бюрократии, которые мы знаем сегодня. Эта трансформация произошла в XIX веке и берет свое начало во Французской революции, которая парадоксальным образом создала бюрократическое государство, превосходящее по масштабам и эффективности абсолютизм Бурбонов. Наполеон распространил эту модель за пределы Франции, но темпы и степень изменений в разных странах были различными. Общая политическая культура, а также инфраструктурные условия и характер политической системы сыграли свою роль в развитии государственных администраций как тесно интегрированных и слаженно работающих аппаратов коммуникации. Хотя различия в этом отношении были не очень велики, ни одна государственная бюрократия не была похожа на другую; например, баварская бюрократия середины XIX века была явно менее иерархичной и авторитарной, чем прусская. Буржуазные или недавно получившие дворянство чиновники были характерны для Франции и многих районов Германии, тогда как в странах Центральной и Восточной Европы, от Австрии до России, в крупных государственных администрациях работали в основном деклассированные выходцы из низшего дворянского сословия. Поскольку в этом огромном регионе, за исключением Венгрии, не было представительных учреждений , способных осуществлять эффективный контроль над исполнительной властью, во второй половине XIX века наступил великий век бюрократического господства в рамках авторитарно-монархических систем - скорее "азиатских", чем "европейских" в современном понимании.

В конце XIX века "рациональная" государственная бюрократия действовала в Европе не везде, но она, по крайней мере, утвердилась в качестве идеальной модели. В соответствии с ней современное государственное управление опиралось на этику государственной службы, и каждый правитель считал себя ответственным за ее надлежащее обеспечение за счет налоговых поступлений. Коррупция была нежелательна и (при соответствующем уровне оплаты труда) необходима. Государственные служащие должны были стоять над партиями, подчиняться существующим законам и подвергаться проверкам. Иерархия внутри бюрократии была прозрачной. Продвижение по службе осуществлялось по открытой и привычной карьерной лестнице, основанной либо на выслуге лет, либо на результатах работы. Чиновники принимались на работу на основании опыта или специальных дипломов, а не по принципу кумовства или "связей". Покупка должностей исключалась. Работа администрации осуществлялась в письменном виде. Хранились архивы. В случае необходимости предусматривалось специальное дисциплинарное производство, подчиняющееся законам страны.

Нет жестких критериев, по которым можно было бы определить, когда действительно было достигнуто эффективное по современным меркам государство. С прагматической точки зрения государство может считаться современным, если верно следующее:

▪ Банды грабителей перестали терроризировать население, действует эффективная полиция ("монополия на легитимное применение физической силы" Макса Вебера).

▪ Судьи назначаются и оплачиваются государством, не подлежат увольнению или внешнему контролю со стороны других институтов системы власти и управления.

▪ Казначейство регулярно получает доходы за счет прямого и косвенного налогообложения, а население признает фискальные требования государства в принципе законными (поэтому налогоплательщикам