Кошка в светлой комнате - Александр Бушков

Сначала я решил наведаться к Ревущим Холмам. То ли потому,что до них было всего сорок миль по хорошей дороге, то ли потому, что онипредставлялись мне самым загадочным местом здешней ойкумены.

Через полчаса показались Холмы. Ничего странного или страшногов них не было, они не ревели, равно как не издавали и иных звуков. Вели себя,как и полагается холмам, – молча стояли. Семь низких конусов, покрытых,как и равнина, зеленой травкой, вытянулись в линию на равном расстоянии друг отдруга. Все одинаковые, как горошины из одного стручка.

– Может, не надо? – нерешительно спросила Кати, когда яувеличил скорость.

– Ничего, – сказал я. – Мы осторожненько.

Странности начались не сразу, но… Мы ехали и ехали вперед,до Холмов оставалось совсем немного, и это «немного» не уменьшалось ни намиллиметр. Колеса исправно вертелись, спидометр отщелкивал милю за милей, носдвинуться с мертвой точки не удавалось. Я прибавил газу – не помогло. Явыбросил из машины банку консервов – она мгновенно исчезла с глаз, как и положенопредмету, выброшенному из несущейся со скоростью сто миль в час мощной машины.А холмы нисколечко не приблизились. Как в сказке. Ревел мотор, ветер трепал намволосы, но проклятые холмы словно издевались. Я посмотрел на них в бинокль, нои оптика не помогла – словно в бинокле вместо линз оказались простые оконныестекла.

Я остановил машину, заглушил мотор и пошел вперед, необращая внимания на просьбы Кати вернуться. От машины я постепенно удалялся, ноне приблизился к холмам. Они были недосягаемы, можно шагать хоть сто лет – иостанешься на месте. Было в этом что-то символическое, некая аллегория – дажемне не вырваться за пределы предметного стекла здешнего микроскопа…

Я услышал стон и побежал назад. Кати скорчилась, сжимаяладонями виски. Пират сжался в комок и жалобно повизгивал. Совершенно случайноя взглянул в небо: высоко над нами плавали в синеве черные лоскуты, похожие нахлопья пепла или обрывки бумаги, выброшенные из мусорной корзины заоблачнымивеликанами. Их было очень много. Не в силах побороть злость, я схватил пулемет.

Пули никуда не улетели. Словно плейстоценовые мухи в янтаре,они рыжими жуками замерли в воздухе в метре от машины. Я опомнился, развернулмашину и помчался прочь. Дорога назад была нормальной дорогой без всякихвыкрутасов с пространством. Холмы скрылись за горизонтом, пропали черныеклочья, и Кати постепенно пришла в себя, но не смогла связно объяснить, что онаиспытывала – что-то давило, пугало беспричинным страхом, бросало в пот.Наверное, мы вовремя повернули. Езда на месте. Точь-в-точь как говорил черныйкот из моей первой галлюцинации. «Куда ты идешь?» – «Как знать, может, я неиду, а стою себе вовсе, мир наш полон парадоксов». Все-таки знакомый кот,где-то я его определенно…

Это было как ночной выстрел в лицо – ослепительная догадка,удар, вариант, который был слишком неправдоподобен, чтобы вспомнить его сразу.Кот, котяра, сволочь этакая, я ведь вспомнил, где встречался с тобой. Я протебя ЧИТАЛ. Та моя первая галлюцинация – ожившие страницы из романа КилтаПречлера «Белые ночи Полидевка». Позднейшее подражание «Поминкам по Финнегану»,гротескная и жуткая история миланского обывателя, бежавшего от неустроенностидвадцатого столетия в ирреальный Город Белых Ночей, где он из рядовогопрограммиста, Поприщина электронного века, превращался в бесстрашного и ловкогодетектива бюро «Геродот». Все это – оттуда. Руди года три назад давал мне этотроман, он увлекался разной старинной дребеденью, у него были странные,смешившие некоторых литературные вкусы. В тот день, когда он исчез, он летел вотпуск на континент и конечно же не мог обойтись без своих любимых книг. Футлярс кристаллами он обязательно должен был взять с собой. Кристаллы –закодированная особым образом информация, которую можно расшифровать… и облечьв плоть и кровь, располагая возможностями на порядок выше наших.

Я остановил машину, выпрыгнул на обочину и лег в траву. Катиспросила что-то – я жестом попросил оставить меня в покое. Вот и все, мойгенерал. Вот и все, дорогие академики и светила. Вот и все, Ламст. Наконец-то яразгадал загадку. Я давно забыл эти романы, не то вспомнил бы все, понял бы всегораздо раньше…

Предположим, что существует негуманоидная разумная раса,умеющая многое из того, что мы пока не умеем. Не будем пока ломать голову,откуда они к нам прибыли и как к ним угодил Бауэр.

Предположим, что у них самих никогда не было художественнойлите-ратуры и каждый кристаллик из библиотеки Бауэра они приняли за конкретнуюинформацию о Земле и ее человечестве, каждый кристаллик облекли в плоть и кровьи стали искать в созданном разумное начало, которого никогда там не было –такие уж книги, за редким исключением, собирал бедняга Руди…

Я кропотливо перебрал все названия. Герои моей второйгаллюцинации, свидетели убийства Кеннеди – герои нашумевшего в свое времяромана Вудлера «Тысяча лет от рождества Иуды». Штенгер вынырнул прямиком избестселлера «Ангел в грязи». И с остальными, без сомнения, то же самое –главные и второстепенные персонажи…

Что же в таком случае должны были думать пришельцы, наблюдаяШтенгера, Проповедника, Несхепса с компанией? Бессмысленную вражду вурдалаков иКоманды? Сытых бездельников? Если сами обитатели этого мира поняли, что оннелеп и не имеет ни будущего, ни целей, то какой вывод должны были сделатьпришельцы?

Они могли с точки зрения той информации, которойрасполагали, сделать и такой вывод: Разум и странные двуногие существа не имеютмежду собой ничего общего. Поэтому Бауэр и сидит возле обломков «Орлана»выпотрошенной куклой, поэтому Ревущие Холмы сопротивляются любым попыткамприблизиться к ним. Боюсь об этом думать, но, похоже, они махнули рукой на своетворение, и эксперимент продолжается только потому, что каждый уважающий себяученый считает своим долгом довести опыт до конца. Быть может, их этика имораль не позволяет разрушить однажды созданное. Хватит ли у них смелости иобъективности сделать новые выводы, когда я вплотную подведу их к этому?

– Блестяще. – Кто-то несколько раз хлопнул владоши. – Просто великолепно.

Я вскочил. Рядом стоял Мефистофель, он был точно таким, какво время нашей первой встречи, но теперь я уже не считал его пришельцем, язнал, что и он сошел со страниц, правда, не «Фауста», – «Зачарованный лес»Шеммеля…

– Привет, – сказал я.

Он галантно поклонился Кати и подал мне узкую ладонь –тонкие пальцы в самоцветных перстнях.

– Чем обязан? – спросил я не очень приветливо.

– Всем. Всем, что вы здесь натворили.

– Ничего особенного я здесь не натворил.

– Как знать… Давайте отойдем.

Мы отошли от машины метров на двадцать.

– Я вас поздравляю, – сказал он.

– Значит, я угадал?

– Угадали.

– И вы тоже…

– И я, – сказал он.