Птичий город за облаками - Энтони Дорр

Она складывает в мешок десяток манускриптов – больше туда не влезет – и тащит его вниз по лестнице, по коридору, задумываясь всякий раз, когда надо повернуть. Отыскав комнату со шпалерой, завязывает отверстие мешка концом веревки, взбирается по груде камней и проползает через водосточное отверстие, толкая мешок перед собой.

Натянутая веревка пронзительно стонет, пока Анна спускает ее вдоль стены. Когда она уже думает, что Гимерий вернулся в город, бросив ее умирать, его лодчонка возникает из тумана под стеной – Анна и не думала, что лодка и мальчик будут такими маленькими. Веревка ослабевает – это Гимерий снял с нее груз, – и она кидает второй конец вниз.

Теперь слезть. От взгляда вниз ее начинает мутить, поэтому Анна смотрит только на свои руки, потом на ноги, пробираясь через плющ, каперсы и пучки дикого тимьяна. Еще через мгновение она касается банки сперва левой ступней, потом правой. И вот уже она в лодке.

Пальцы у нее содраны в кровь, платье перепачкано, ее колотит.

– Ты слишком задержалась, – шипит Гимерий. – Там было золото? Что ты нашла?

К тому времени, как они огибают край волнолома и входят в гавань, покров ночи уже приподнимается. Гимерий так налегает на весла, что Анне страшно, вдруг они переломятся. Она вытаскивает из мешка первый манускрипт. Он большой, разбухший от сырости, и когда Анна хочет перевернуть первый лист, тот отрывается. Вся страница в мелких вертикальных черточках. На следующей то же самое – счетные палочки колонка за колонкой. Отметки о получении? Опись чего-то? Анна вытаскивает другую книгу, поменьше. Здесь тоже сплошные колонки одинаковых черточек. Сама книга в пятнах от воды, да еще и обгорела с краю.

У Анны падает сердце.

Сквозь туман сочится бледно-розовый свет. Гимерий ненадолго кладет весла, берет у Анны второй кодекс, нюхает и поднимает брови.

– Это что?

Он рассчитывал найти леопардовые шкуры. Винные кубки из слоновой кости, инкрустированной драгоценными камнями. Анна ищет в памяти, находит там Лициния. Его губы бледными червями шевелятся в гнезде бороды.

– Даже если там нет ничего ценного, кожа, на которой они написаны, все равно стоит денег. Ее можно отскрести и снова пустить в дело…

Гимерий бросает книгу в мешок, пинает его с досадой и вновь принимается грести. Большая каракка как будто парит на зеркале. Гимерий вытаскивает лодку на берег, переворачивает, тщательно сворачивает веревку, вешает на плечо, берет мешок и направляется в город. Анна бредет за ним. Так они идут, словно людоед и его рабыня из детской песенки.

Они проходят через генуэзский квартал, где дома высокие и красивые, многие со стеклянными окнами, а некоторые даже с мозаичными фасадами и узорными балкончиками со стороны Золотого Рога. На входе в венецианский квартал зевают стражники. Они пропускают детей, почти не глянув в их сторону.

Гимерий проходит мимо нескольких лавок, останавливается перед воротами и предупреждает:

– Если будешь говорить, называй меня братом. Но лучше молчи.

Косолапый слуга ведет их во двор, где тянется к свету одинокая смоковница. Дети прислоняются к стене. Кукарекает петух, лают собаки. Анна воображает, как звонари прямо сейчас взбегают на колокольни, тянутся к веревкам, чтобы разбудить город, торговцы шерстью открывают ставни, воришки спешат по домам, монахи совершают первое дневное самобичевание, крабы дремлют под лодками, крачки ловят рыбу на мелководье, Хриса раздувает уголья в очаге. Вдова Феодора идет по лестнице в мастерскую.

Благий Боже, избавь нас от лени.

Ибо прегрешениям нашим несть числа.

Пять серых камней в другом конце двора превращаются в гусей. Они просыпаются, хлопают крыльями, тянут шеи и шипят на детей. Скоро небо уже цвета строительного раствора, а на улице за стеной грохочут телеги. Мария скажет вдове Феодоре, что у Анны насморк или жар. Однако надолго ли хватит такой уловки?

Наконец открывается дверь, и сонный итальянец в бархатной куртке с рукавами до локтя смотрит на Гимерия, решает, что тот не стоит его внимания, и вновь затворяет дверь. Анна в утреннем свете роется в мокрых манускриптах. В первом, который она вытаскивает, страницы так заплесневели, что ни одной буквы не разобрать.

Лициний с придыханием говорил о велени – пергаменте из телячьей кожи, и особенно о той, которую делают из кожи неродившихся телят. Он говорил, писать на велени – все равно что слушать дивную музыку. Однако в этих манускриптах пергамент на ощупь грубый и пахнет протухшим супом. Гимерий прав: они ничего не стоят.

Выходит служанка с кувшином молока, идет мелкими шажками, чтобы не разлить. У Анны от голода плывет в глазах. Она снова напортачила. Вдова Феодора отлупит ее палкой по пяткам, Гимерий расскажет, что она таскала из монастыря кур, у Марии никогда не будет серебра, чтобы получить благословение в церкви Живоносный Источник, а когда Анну вздернут на виселицу, толпа будет кричать: «Аллилуйя!»

Почему жизнь так устроена? Она донашивает старое Мариино белье и латаное-перелатаное платье, а такие, как Калафат, щеголяют в шелках и бархате, и за ними семенят слуги. У чужеземцев вроде здешних есть кувшины с молоком, и гуси, и разное платье на каждый праздничный день. Почему? Анне хочется завопить так, чтобы в доме вылетели стекла, и тут Гимерий вкладывает ей в руки маленький потрепанный кодекс с застежками.

– Это что?

Анна открывает книгу посередине. Это те самые буквы, которым учил ее Лициний. Они ровными строчками тянутся через всю страницу. «В Индии», – написано в книге…

…говорят, есть лошади с одним рогом, и в той же стране водятся однорогие ослы. Из рогов этих делают сосуды для питья, и если кто положит в них смертельный яд и другой выпьет, то ему не будет никакого вреда.

На следующей странице:

Тюлень, как мне сказали, изрыгает из желудка кислое молоко, так что от падучей болезни этим лечить нельзя. Воистину тюлень зловредное существо.

У нее учащается пульс.

– Это, – шепчет она. – Покажи им это.

Гимерий забирает у нее книгу.

– Держи ее другой стороной. Вот так.

Мальчик заводит глаза. Книга написана красивым, умелым почерком. Анна успевает прочесть: «Люди говорят, что голубь из всех птиц самая воздержанная и целомудренная…» Это что, трактат о животных? Но тут косолапый слуга зовет Гимерия, тот забирает книгу и мешок и уходит в дом.

Гуси смотрят на Анну.

Почти сразу Гимерий возвращается.

– Что такое?

– Они хотят с тобой поговорить.

Вверх на два пролета каменной лестницы, мимо заставленной бочками кладовой, в комнату, где пахнет чернилами. На трех длинных столах в беспорядке валяются перья, чернильницы, шила, ножи, свечи, воск для печатей, писчие палочки из тростника и мешочки с песком, чтобы придавливать пергамент. На одной стене висят карты, к другой прислонены бумажные свитки. Там и здесь на плитах гусиный помет, кое-где растоптанный и размазанный. За центральным столом трое чисто выбритых чужеземцев разглядывают ее кодекс и взволнованно щебечут на своем быстром языке. Самый низенький и смуглый смотрит на Анну с изрядной долей недоверия: