Птичий город за облаками - Энтони Дорр

Две запряженные мулами телеги съезжают с дальнего конца моста. Омир поворачивается лицом к волам и, пятясь, вступает на бревна. Они скользкие от навоза, и в просветы между ними, у себя под ногами, Омир видит скачущую по глыбам воду.

Древ и Луносвет неловко вступают на бревна. Мост немногим шире тележной оси. Один поворот колес, второй, третий, четвертый, и тут колесо со стороны Древа соскакивает. Арба кренится, волы останавливаются, дрова падают.

Луносвет напрягает ноги, принимая бо́льшую часть веса на себя, ждет брата, но Древ парализован страхом. Он закатывает глаза, а все вокруг кричат, и мычание эхом отдается от скал.

Омир сглатывает. Если колесо соскользнет еще чуть-чуть, арба сорвется с моста и утащит за собой волов.

– Тяните, милые, тяните!

Волы не двигаются с места. Внизу от речных порогов поднимается туман, птички порхают с камня на камень, а Древ дышит так, будто пытается вобрать в ноздри все окружающее. Омир гладит его длинную бурую морду. Древ прядает ушами, его мощные передние ноги дрожат от натуги и страха.

Мальчик чувствует, как сила тяжести тянет волов и арбу в бездну. Если бы он не родился, его отец не погиб бы, а маму не выгнали из деревни, она могла бы судачить с другими женщинами, обмениваться медом и сплетнями, делиться своей жизнью. Возможно, его старшие сестры не умерли бы.

Не смотри вниз. Покажи волам, что можешь позаботиться обо всех их нуждах. Если будешь спокоен, успокоятся и они. Нависая пятками над бездной, Омир обходит рога Луносвета, прижимается к его боку и шепчет в воловье ухо: «Давай, братец, тяни. Тяни ради меня, и твой близнец тоже потянет». Вол склоняет рога набок, будто задумываясь, разумна ли просьба, мост, небо и скалы повторяются в миниатюре на влажном куполе его огромного зрачка, и как раз когда Омир думает, что все пропало, Луносвет налегает на упряжь, жилы выпирают на его груди, и он втаскивает арбу обратно на мост.

– Молодчина, теперь давай вперед, помаленьку.

Луносвет тянет, Древ идет с ним, ставя одно копыто перед другим на скользких бревнах, и Омир хватает задок арбы, когда та проезжает мимо, и через несколько ударов сердца мост остается позади.

Дальше ущелье переходит в долину, горы сменяются холмами, холмы – равнинами, а разбитые колеи – настоящими дорогами. Здесь Луносвет и Древ шагают свободнее, радуясь надежной земле под ногами, их крупы мерно колышутся при ходьбе. В каждой деревушке по дороге глашатаи вербуют новых людей и животных. Объявляют везде одно и то же: султан (да благословит его Всевышний) собирает войско для похода на Царицу городов, где улицы полнятся шелками, самоцветами и красивыми девушками. Все вы получите свою долю.

За тринадцать дней Омир и его волы доходят до Эдирне. Повсюду высятся горы очищенных от коры бревен, пахнет стружкой, вдоль дороги бегают дети – продают лепешки и молоко или просто глазеют на проезжающий караван, а с наступлением темноты верховые чиновники султана встречают глашатаев и при свете факелов распределяют животных: сильных в одну сторону, слабых в другую.

Омира, Древа и Луносвета вместе с самыми большими и сильными волами отправляют на большой луг на окраине столицы. В конце луга светится огромный шатер. Омир и вообразить не мог, что бывают такие большие шатры, – под ним мог бы вырасти целый лес. Внутри люди работают при свете факелов – разгружают телеги, роют канавы и литейную яму, похожую на великанью могилу. В яме лежат цилиндрические глиняные формы, одна в другой, обе длиной в двадцать локтей.

От зари до зари Омир и его волы возят в огромный шатер уголь из карьера неподалеку. Чем больше привозят угля, тем жарче становится в шатре, животные артачатся, погонщики разгружают телеги, литейщики закидывают уголь в печи, муллы молятся, работники, обливаясь потом, по трое качают огромные мехи. Когда пение ненадолго умолкает, Омир слышит, как трещит огонь. Звук такой, будто что-то в шатре жует, жует, жует.

Вечером он подходит к погонщикам, которые не прогоняют его из-за уродства, и спрашивает, что такое они помогают создать. Один слышал, будто султан отливает из железа винт. Что такое винт, говорящий не знает. Другой зовет это громовой катапультой, третий – карой, четвертый – Губителем городов.

– В этом шатре, – объясняет седобородый старик с золотыми кольцами в мочках ушей, – султан создает машину, которая навеки изменит историю.

– А что она делает?

– Машина, – говорит старик, – это способ уничтожить большое посредством маленького.

Новые воловьи упряжки подвозят оловянные слитки, железные чушки, даже церковные колокола. Погонщики шепчут, что это из разграбленных христианских городов за сотни лиг отсюда. Весь мир как будто прислал дань – медные монеты, бронзовые крышки от саркофагов давным-давно позабытых чужеземных правителей. Говорят, султан привез все богатство завоеванной страны на востоке, которое могло бы обогатить пять тысяч людей на пять тысяч жизней, и все это золото и серебро тоже переплавят для машины.

Сзади пробирает холодом, спереди печет, воздух перед шатром дрожит от жара. Литейщики в кожаных рукавицах до локтя подходят к зыблющемуся плывущему аду, взбираются на леса, бросают в исполинский котел куски меди и снимают шлак. Некоторые то и дело проверяют расплавленный металл, другие поглядывают на небо, третьи читают особые молитвы от дождя – одна капля, шепчет кто-то рядом с Омиром, и весь котел зашипит и затрещит, как все пламя ада.

Когда приходит время добавлять к медному расплаву олово, воины в тюрбанах отгоняют всех прочь. В такое ответственное время, говорят они, на металл нельзя смотреть нечистыми глазами, и только благословенным дозволено к нему приближаться. Двери шатра завязывают. Среди ночи Омир просыпается и видит на дальнем конце луга зарево. Кажется, что само поле под шатром светится, будто тянет некую колоссальную мощь из центра земли.

Луносвет лежит на боку, прижавшись ухом к Омирову плечу. Мальчик свернулся на мокрой траве, Древ стоит рядом, задом к шатрам, и медленно жует, как будто устал от нелепого человеческого фанатизма.

Дедушка, думает Омир, я уже видел то, чего не мог и вообразить.

Еще два дня огромный шатер светится, искры летят в дымовые отверстия. Погода по-прежнему сухая, и на третий день литейщики накреняют плавильный котел. Расплав течет по канавкам в форму под землей. Люди двигаются вдоль огненных ручейков, протыкают железными кольями пузыри, другие забрасывают литейную яму мокрым песком, затем шатер убирают и муллы по очереди молятся над остывающими формами.

На заре формы откапывают, разбивают, и землекопы, спустившись в яму, подводят под машину цепи. Цепи цепляют к веревкам, и надсмотрщики составляют пять упряжек по десять волов в каждой, чтобы вытащить Губителя городов из земли.

Древа и Луносвета поставили во вторую упряжку. Звучит приказ, погонщики бьют волов палками. Веревки стонут, я́рма скрипят, волы медленно топчутся на месте, превращая землю под копытами в сплошное месиво.

– Тяните, милые, что есть мочи! – кричит Омир.