Запретная любовь. Forbidden Love - Рафаэль Абрамович Гругман

не торопились вставать и не обсуждали Джессику. Николь размечталась.

– Представь, в Америке победили нидерландские нравы. У нас большой дом. В детской комнате спит наша двухлетняя дочь, а сын твой барахтается у меня в животе, – она картинно изобразила большой живот, выпирающий фута на два. – Приложи ухо, послушай, о чём наш малыш лепечет. – Она тихо засмеялась. – Наверняка мечтает уже о девочках.

На первый звонок в дверь я не прореагировал – заслушался Николь. На второй – встал, не одеваясь, подошёл к двери, посмотрел в глазок и отпрянул. Мигель нетерпеливо топтался с тортом в руках и спортивной сумкой, перекинутой через плечо.

– Роберт, это я! Мигель! – радостно закричал он, услышав шаги за дверью.

Я отскочил в комнату и, скорчив страшную рожу, скомандовал: «Одевайся! Быстро!» – и громко прокричал в дверь Мигелю: «Сейчас!»

Николь, как ужаленная, вскочила с кровати, схватила вещи в охапку и скрылась в ванной.

Я натянул шорты и крикнул.

– Одну минуту! Уже иду!

Выигранного времени хватило лишь на то, чтобы Николь оделась. Когда Мигель зашёл в квартиру, он всё понял. Женские туфли, кофточка на вешалке, раскрытая косметичка… Следы Николь, её запах, дух – скрыть невозможно, они были повсюду.

– Мерзавец! Я хотел сделать тебе сюрприз! Всю ночь к тебе ехал! – торт полетел в мою голову. Я не успел увернуться, и крем залепил лицо.

Николь выскочила на крик и, получив мощную оплеуху, упала на пол.

Я схватил Мигеля. Мы повалились на пол, упали на торт и, измазанные кремом продолжили схватку. Подскочила Николь. Пока мужчины барахтались на полу, она наполнила пластмассовое ведро холодной водой и с размаха вылила содержимое на головы драчунов.

Освежающий душ подействовал. Мы разжали руки, встали, отряхиваясь от торта. Мигель схватил сумку с вещами, буркнул со злостью: «Этого я тебе не прощу!» – и хлопнул дверью.

– Нехорошо получилось. Не знаю, что будет теперь с экзаменом, – посетовал я расстроенным голосом.

– Позвони ему через час. Извинись. Он остынет, – неуверенно промямлила Николь.

– Другого выхода нет. Не хочется звонить его боссу и просить, чтобы он его успокоил.

– А кто его босс?

– Мой адвокат.

– Значит, есть ещё шанс.

– Какой? У приговорённого к виселице остался шанс умереть от дизентерии.

– Встряхнись, придумаем что-нибудь, – подбодрила Николь. Она порылась в кладовой, нашла пылесос и приступила к уборке.

С вконец испорченным настроением я отправился в ванную, вымыл лицо и присоединился к Николь. Помыл пол, попробовал остаток торта в коробке и, сглаживая вину за испорченный день, предложил «жемчужине»:

– Подсластим утро?

Впрочем, суббота лишь стартовала – сохранялся шанс на её благоприятное завершение. Несколько раз я пытался дозвониться до Мигеля – он отключил телефон. Отправил текстовое сообщение, извинился, что не предупредил о визите коллеги из отдела техобслуживания, лесбиянки, подъехавшей, чтобы установить, принадлежащее IBM оборудование, – он не ответил. Энтони тревожить не стал, решил подождать сутки. Николь оставалась до позднего вечера, поддерживала, успокаивала. Из квартиры не выходили. Обед, плавно переходящий в ужин, заказали в ресторане с доставкой на дом, валялись в кровати, смотрели телевизор… Телеканал «История» показывал кинофильм о Жанне д’Арк, с Элизабет Томсон в главной роли, получивший две премии Голливуда: «Лучший фильм года», и «Лучшая актриса года». В середине фильма Николь не выдержала киношного изложения истории Орлеанской Девы и возмутилась.

– Чушь собачья! Жанна д’Арк не была девственницей. Притворялась. Она была любовницей герцога Анжуйского.

– Ты преувеличиваешь. Фильм снят по документальным материалам Столетней войны. На костре её сожгли по решению суда.

– Ты уверен, что документы подлинные? Что их не фальсифицировали переписчики истории? – с издёвкой в голосе полюбопытствовала Николь.

– Её сожгли, потому что она гетеро?!

– Да-да! За это! Потому что соблазнила герцога Анжуйского.

– Орлеанская девственница? Ты стопроцентно в этом уверена? Она ходила в мужском костюме.

Николь вспылила:

– Не была бы уверена, промолчала! Об этом написано в «Священной загадке» Мишеля Байджента, и по этой причине двести лет назад книгу запретили и ни разу не издавали. Изъяли из электронных библиотек. Без зазрения совести радужные выдают чёрное за белое, воду за шампанское, день называют ночью, утро – вечером. История человечества в псевдонаучном изложении лживая до бессовестности. – Я не перечил, и она сбавила тон, заговорила спокойнее. – Взять хотя бы роман Александра Дюма «Три мушкетёра». Радужные полностью исказили сюжет, подогнали под выстроенную ими схему моральных ценностей, и придумали название, их устраивающее, «Три гомосексуала».

Я вспомнил о лекции Джона Корбета в классе «История гомосексуализма» – речь как раз шла о романе Дюма – и, не сомневаясь в правоте лектора, спросил тем не менее: «Что же было на самом деле?»

– Профессор Гарварда, знающий и прогрессивный учёный, в конфиденциальной обстановке, – Николь запнулась, предалась милым воспоминаниям, в глазах её вспыхнул и погас озорной огонёк, – проговорился, что первоначально роман Александра Дюма назывался «Три танкиста и собака».

– В семнадцатом веке танки? – сомневаясь, прервал я Николь. – Насколько я помню, они появились в восемнадцатом веке, где-то в конце…

– Профессор знает лучше тебя, – уверенно заявила Николь. – Если говорит, значит, были. Может, не такие быстроходные, как в девятнадцатом, легкомобильные и неповоротливые. Но, наряду с кавалерией, на вооружении французской армии в то время уже были танки. С ними Наполеон дошёл до Москвы. Мюрат, Маршал танковых войск Франции, парадом провёл их по Красной площади. Я видела документальный фильм, когда в школе училась, как Наполеон с трибуны Мавзолея принимает парад.

Ссылка на профессора Гарварда звучала убедительно. Я не стал спорить, поверил на слово. Кроме как в исторических фильмах и в музее старинного оружия, никто из ныне живущих не видел моторизованных танков. Архаичное слово сохранилось в неофициальном названии сверхтяжёлого вертолёта, «летающий огнемёт». Некоторые журналисты, в угоду вычурности, именовали его «летающим танком».

– История – как салат «оливье», – горячилась Николь. – Все привыкли к нынешним ингредиентам: отварной картофель, зелёный горошек, курица, забыв, что в оригинале рецепт иной: рябчики, телячий язык, паюсная икра. Но кто этот рецепт помнит? От него осталось название, торговая марка. Её беззастенчиво присваивают салату из цветной капусты с креветками, заправленному оливковым маслом. Или яичнице с грибами, луком, сыром, беконом и помидорами.

Николь права: радужные цинично переписали историю, и никому в голову не приходит теперь, что вся наша история – фальсифицированная, мифическая, надуманная, опирается не на факты, а на интерпретацию фактов в угоду политической конъюнктуры. В школе Ханне будут рассказывать байки о прошлых войнах и революциях, и ни я, ни Лиза, не сможем этому воспрепятствовать, ведь мы сами почти ничего не знаем о том, что происходило на самом деле. Не две, не тысячу