Конклав - Роберто Пацци

Начинают уже проявляться, после закрытия дверей Сикстинской капеллы почти на сорок дней, некоторые симптомы тяжести этого затворничества.

Затворничество для многих, не расположенных к дорогим сердцу кардинала Пайде «наслаждениям», стало мучительно острым. Преосвященные привыкли жить в своих епархиях с массой удобств, предоставляемых прогрессом: телефоны, обычные и сотовые, факсы, электронная почта, а также самолеты и автомобили, всегда готовые доставить их в любой уголок мира.

Уже зарегистрированы были первые случаи срочного поступления старых кардиналов в медицинский пункт Ватикана. Пункт выходил в частные сады понтифика, и в его окнах на фоне синего неба краснели по-ноябрьски ветки платанов. Он становился знаком свободы и вызывал желание открытого мира, невозможного для стариков, запертых в конклаве.

Страх остаться внутри навсегда в качестве пойманных в ловушку вызывал страстное желание убежать отсюда. Это и собирались осуществить, используя одно из окон третьего этажа, два члена конклава, Хораче Виннипег из Нью-Йорка и Энтони О'Хара из Филадельфии, чтобы доказать к тому же, что недомогание большинства госпитализированных связано с психическим расстройством, вызванным наступлением Зла на конклав.

И двое преосвященных, семидесяти трех и семидесяти девяти лет, договорились бежать ночью, когда медперсонала было меньше. Для побега они выбрали окно, выходившее на крышу, расположенную ниже окна на три метра, с которой, можно будет спрыгнуть на землю. А сначала надо было сделать из перекрученных простыней, собранных со всех постелей, канат и выбросить его в окно, чтобы достичь крыши. В темноте они не могли определить – куда точно заброшенный канат «приземлился». К их несчастью, внезапное кудахтанье кур разбудило медперсонал. Под окном стоял один из курятников, которые доставил сюда из города Назалли Рокка. Известно было, что он собрал и перевез сюда для уничтожения скорпионов в ватиканских дворцах огромное количество кур из разных районов Рима: Коллеферро, Дзагароло, Фрозолоне. Скорпионов обнаруживали повсюду: в гимнастических костюмах, в обуви, в вязаных черных шапочках, опускающихся на лицо для того, чтобы быть неузнанным на дорожках сада в случаях нечаянных встреч на тренировках по бегу.

Сообщник должен быть готов взять их в большой автомобиль серебряного цвета с убирающимся верхом, потом отвезти к железнодорожной ватиканской станции. Автомобиль с американским номером вызывал огромное любопытство швейцарских гвардейцев и тем, что остановился на продолжительное время у входа, и тем, что водитель нервничал и постоянно поглядывал на часы.

Кое-кто из медперсонала помогал кардиналам тащить длинный канат. Смущенные медбратья не были уверены в том, что их поведение понравилось бы кардиналу-камерленгу… Больные кардиналы высокомерно молчали, но не все.

– Был бы здоровее, ушел бы и я, – признался с ближайшей кровати кардинал из Луанды Ди Сакраменто, смотря на беглецов, сосредоточенно собирающих простыни и неумело связывающих канат.

– Между прочим, вы – невезучие, потерпите, может в следующий раз у вас выйдет получше, – улыбаясь добавил он.

Оба американца в ответ промолчали, но разволновались от поднявшейся у основания лестницы, ведущей в палату, суматохи.

В этот самый момент появился командир швейцарской гвардии с двумя солдатами огромного роста. Они принесли обоим кардиналам, из Нью-Йорка и Филадельфии, приказ следовать за ними в апартаменты кардинала-камерленга.

Новость, распространившаяся по всему конклаву, произвела эффект разорвавшейся бомбы. Бедный камерленг не мог до конца осознать смысл происшедшего.

Неслыханный скандал: два кардинала пытались бежать из конклава! Ничего похожего не было во всей предыдущей истории Церкви, во всяком случае после Тридентского Собора[52]». Более тяжелого события и представить-то невозможно было. И что более всего огорчало Веронелли, пораженного как молнией новостью, пришедшей на рассвете из медицинского пункта, – как бы невероятный поступок двух кардиналов не оказал сильного психологического воздействия на других членов конклава.

– Как такое могло прийти им в голову? – напирал Беронелли, поспешно одеваясь, на монсеньора Сквардзони.

Сквардзони, имевший отличие перед многими другими молодыми коллегами в том, что его галлюцинации по поводу кошек были совсем другими: он принимал котов, скорей, за юношей – предмет желания бесконечной идентичности, – чем за женские особи, камерленгу не ответил. Он держал на руках огромного черного кота с желтыми глазами, мурлыкающего в полной расслабленности, и поглаживал его.

– Вот-вот, взял бы да и использовал этот канат из простыней, чтобы повеситься, – воскликнул камерленг, больше не сдерживаясь перед своим секретарем, – самоубийство вполне можно провести, как естественную смерть, такое уже не раз случалось. Ах, этот скандал явно западет в души – попробуют бежать и другие. Всех их вижу покидающими тонущий корабль и оставляющими меня одного.

Отдал распоряжение как можно скорее привести виновных. В ожидании их он послал секретаря к префекту Папского дома узнать новости о реставрации в Сикстинской капелле, проходящей без передышки; работали даже по ночам. Поискал среди своих бумаг список повреждений, который ему представили, но так и не нашел его. Отогнал кур, которые устроились на кресле возле камина и, наконец, нашел то, что искал. Взял в руки флакон с розовой водой и опрыскал комнату, в ней стояла жуткая вонь от кур. Закончил одеваться.

Сквардзони вернулся с хорошей новостью – наконец-то, с первой хорошей за это утро. Сикстинская капелла готова: неисправностей было меньше, чем предполагали; все приведено в порядок. Однако некоторые неприятности невозможно так просто преодолеть, о чем надо было обязательно сказать префекту Папского дома: труднее всего было убрать вонь, появившуюся от присутствия животных, которых для страховки решили оставить в капелле, чтобы защищать ее и дальше. Куры и коты, продолжая отдавать дань своему естеству, загадили весь пол и отравили воздух. Соответственно, для наведения чистоты в капелле всегда присутствовал обслуживающий персонал с метлами, мусорными ящиками, опилками и гравием.

– Хорошо, идите в Сикстинскую капеллу, там полно кур и котов, там худшее зло… – обратился камерленг к своему секретарю.

И продолжил:

– Послушайте, Сквардзони, позовите сановников и сопровождающих их прелатов. Скажите, чтобы были готовы к полдевятому прийти сюда, ко мне, для официального входа в конклав. Как? Ах, они уже здесь? Хорошо, проводите их ко мне, сейчас же.

Монсеньор Сквардзони прервал его, чтобы предупредить об архиепископах из Нью-Йорка и Филадельфии, которые уже переступали порог кабинета в сопровождении двух швейцарских гвардейцев.