Добровольно проданная - Наталья Шагаева

Как только дверь закрывается, и мы остаемся наедине, мужчина встает со своего кресла, подходит ко мне и садится рядом. Содрогаюсь, когда теплые шершавые пальцы хватают меня за скулы и поворачивают голову к себе, вынуждая тонуть в его стальном, холодном взгляде.

— С твоей мамой будет все хорошо. Я разговаривал с профессором. Динамика хорошая, в скором времени ее выведут из комы, — убедительно, со знанием дела произносит он.

— Ты разговаривал с профессором? — для меня становится открытием то, что он интересуется здоровьем моей мамы.

— Да.

— Зачем? — растерянно спрашиваю я и уже сама без нажима заглядываю в его глаза, выискивая там ответы. Деньги он заплатил, разве остальное должно его волновать?

— Я., - Константин усмехается и отпускает меня. — Немного перфекционист. И любое дело должно быть идеально.

Это просто сделка и его принципы. Он указывает мне, что свои обязанности выполняет на все сто и даже перевыполняет план. Того же ждет и от меня. А я уже подумала, что в нем есть доля человечности и сострадания.

— Поэтому не нужно расстраиваться, — добавляет он, отпивая чаю. — Пообедаем здесь или хочешь в ресторан?

— Мне все равно: как вы хотите, так и будет.

— Думаю, после того, что я с тобой сделал, ты не должна мне выкать, — ухмыляется мужчина, а я просто киваю. Наверное, это смешная шутка, но у меня нет сил даже анализировать то, что он говорит. Константин вдруг касается моих щек, лба и сводит брови.

— Ты больна?

— Нет, просто слабость, у меня так бывает, если сильно перенервничаю, — отвечаю, пожимая плечами.

— Что-нибудь болит?

— Нет, — прислушиваюсь к себе, но боли не чувствую.

— Ты вся горишь! — как-то недовольно произносит он. Встает с места и уходит в одну из комнат, но быстро возвращается, надевая пиджак. — Вставай, поехали домой! — в приказном тоне кидает он и берет мой кардиган. Мужчина помогает мне одеться, берет за руку и тянет за собой.

— Светлана, вызовите мне Степана Андреевича домой и поскорее! — приказывает он секретарше.

Да, я, наверное, больна — меня знобит, и ноги не держат. Но я рада, что мы едем домой, где можно будет прилечь.

София

Плохо помню, как мы доехали домой, и как я оказалась в постели. Все как в тумане. Мне очень хотелось спать. Но кто-то постоянно тревожил. То Наташа с горячим чаем с травами, то доктор — немолодой седовласый мужчина. Тихий голос Адамади, его тяжёлый запах, витающий в моей комнате, слова врача, о том, что мне нужно отдохнуть и какие лекарства принимать. Все это я слышала сквозь марево, обрывками, не понимая, где сон, а где реальность. Последнее, что помнила, — его руки. Такие теплые и нежные ладони на моем лице. Но, скорее всего, это был лишь сон. Мне показалось… Такие мужчины не умеют ласкать.

Я не знаю, чем меня напоили, но проспала я довольно долго. Просыпаюсь от яркого слепящего солнца. Голова немного тяжёлая, но мне уже не холодно, даже очень жарко под теплым одеялом. На мне большая белая футболка, явно мужская. Она немного влажная. Похоже, я пропотела. Не помню, как переоделась. Отворачиваюсь от окна, пытаясь согнать остатки сна, прокашливаюсь и понимаю, что у меня очень сильно болит горло, настолько, что больно глотать и ужасная сухость во рту.

Взгляд цепляется за букет цветов, стоящих в красивой вазе на тумбе. Огромные белые и розовые пионы. Пионы осенью — что-то сродни чуду. Лежу и рассматриваю цветы. Мне никто не дарил цветы. Никогда. Это странно для девушки, но так вышло. Как-то Иван сорвал цветочек с университетской клумбы и воткнул мне его в волосы, но это не считается. Ничего не соображаю, мысли медленно текут, но не за что не цепляются. Хочется горячего чая с медом, как мне делала мама, когда я болела.

— Мама… — хриплю я, соскакиваю с кровати и начинаю искать телефон.

Меня немного пошатывает от слабости, хватаюсь за туалетный столик. Нахожу телефон в сумке, сажусь назад на кровать и набираю номер клиники.

— Здравствуйте, девушка, — хриплю я, когда мне отвечают.

— Я хотела бы узнать про Уманскую.

— Минуточку.

Замираю, кусая губы в ожидании. В детстве, когда я чего-то очень сильно хотела, то много раз повторяла это про себя. И сейчас внутри меня бьётся только одна мысль: с мамой все хорошо, все хорошо, все хорошо. Хорошо!

— Состояние стабильное. Динамика хорошая, — четко отвечает девушка.

— Она ещё не очнулась?

— Пока нет.

— Спасибо, — сбрасываю звонок, откладывая телефон на тумбу.

Вроде бы девушка не сказала ничего плохого, но все мы хотим, чтобы хорошо стало сию минуту. А так, похоже, не бывает. Опять ложусь под одеяло и накрываюсь с головой.

«Боже, пусть она поправится. Пожалуйста. Боже, пожалуйста, пусть моя мама станет здорова. Я ничего у тебя больше не попрошу», — повторяю про себя.

В дверь стучат, и я вновь сажусь на кровати, облокачиваясь на мягкую спинку.

— Войдите, — хриплю от боли в горле. И удивлённо распахиваю глаза, плотно укутываясь в одеяло. В комнату входит Артем с бумажным пакетом.

— Доброе утро, — здоровается он, слегка улыбаясь. — Как ты? — так добродушно спрашивает, словно мы старые друзья.

— Уже лучше, но сильно болит горло.

Мне неловко в его присутствии. Кажется, он не должен находиться в моей комнате. У Адамади четко расчерчены границы, и мне кажется, что Артем сейчас их нарушает. Хотя и очень приятно видеть его, но я боюсь, что это может отразиться на его работе. Мужчина одет во все чёрное: джинсы, водолазка и черный пиджак, и ему очень идёт. Артем похож на голливудского актёра, некий телохранитель из триллера. От него пахнет свежестью и чем-то цитрусовым, очень лёгкий запах, по сравнению с ароматом Константина.

— Это тебе, — он вынимает из пакета коробочку, перевязанную льняной верёвочкой. — Константин Александрович просил передать, — поясняет Артем. И я выдыхаю, понимая, что не смогла бы принять подарок от Артема — это переходит границы.

— Спасибо, а что там?

— Открой. Наталья сейчас принесет чай.

— А где сам Константин?

— У него важная встреча с бельгийцами, — отвечает он, но не уходит, стоит посреди комнаты и смотрит на меня.

Коробочка открывается как шкатулка, а внутри четыре небольшие баночки, в которых медовый мусс с малиной, лимоном, кедровыми орешками и имбирём. А посередине красивая чайная ложечка. Поднимаю глаза на Артёма, а он резко отворачивается, потому что рассматривал меня.

— Не болей, солнце, — произносит он и быстро выходит из комнаты.

Солнце…

Мне становится не по себе от его внимания. Словно Артем делает что-то запретное и наказуемое.