Крестник Арамиса - Поль Махалин

— Optime[14], — заявил Коломбен, любивший, обслуживая, злоупотреблять латынью, как профессор ботаники познаниями о бабочке махаоне.

— Нижайше прошу вашу светлость выслушать меня, я покажу дорогу, — говорил пьемонтец в этот момент новому посетителю.

Офицер, весьма красивый мужчина с изысканными манерами, довольный собой, на окружающих производил все же отталкивающее впечатление.

Мэтр Гульельмо вел его к пристройке, беспрерывно кланяясь так низко, будто хотел поцеловать землю.

— Вот тот, кого там ждут, — вздохнул Элион и сел за свой столик.

Через несколько минут из открытого окна послышались голоса. Барон отчетливо слышал каждое слово, как будто он сам находился в комнате с этими двумя женщинами: одной — трепещущей и взволнованной, и другой — холодной, спокойной, насмешливой.

— Вы, сударь?.. Вы?.. Что это значит?..

— Боже мой, мадам, все очень просто. Господин де Нанжи не придет…

— Откуда вы знаете?

— Я ознакомился с запиской, в которой ваша светлость назначает ему здесь утром свидание.

— Как записка попала к вам в руки? Почему господин де Нанжи не придет?

— Потому что он уже на пути в Нормандию: его величество вчера приказал ему немедленно отбыть туда.

— Его сослали!.. За что?..

— Ох, мадам, помните, как герцог де Лозюн вынужден был покинуть двор после той романтической истории с великой Мадемуазель?

— Так-так! — пробормотал Элион, разворачивая салфетку. — Похоже, что я сейчас узнаю все, о чем пойдет разговор наверху… Конечно, лучше бы не слушать… Очевидно, надо переменить место…

Он встал и огляделся в поисках другого столика. Но в этот момент Коломбен поставил перед ним яичницу с салом, и молодой человек не в силах был справиться со своим разыгравшимся аппетитом. Безвольно он рухнул в кресло и придвинул тарелку.

— Начнем с самого неотложного. А потом можно будет и пересесть… Впрочем, очень даже может быть, что шум моих челюстей помешает мне слушать.

В пристройке между тем страсти накалялись.

— Но эта записка, сударь, предназначалась господину де Нанжи…

— Эту записку, мадам, мне вручил лакей во время обыска, когда адресат уже покинул Версаль, и его величество поручил действовать мне.

— Обыск у графа!.. И мои письма!.. Письма, которые он должен был вернуть в это утро…

— Успокойтесь, ваша светлость: вот они, эти письма.

— Ах, сударь, дайте мне их скорее!

Дворянин заговорил резким и язвительным голосом:

— Минуточку, мадам, минуточку. Надо бы сначала договориться…

— Договориться?

— О некоторых условиях…

Внизу в беседке господин де Жюссак поглощал свиное филе, однако, несмотря на то, что всецело был погружен в это приятное занятие, не пропустил ни единого слова.

«Дьявольщина! — подумал барон. — Как некрасиво поступает этот господин! Но, впрочем, какое мне дело! Я предложил этой маленькой даме свои услуги, она их не приняла. Почему же теперь она соглашается?»

«Маленькая дама» между тем спрашивала отрывистым голосом:

— И какие же это условия?

— Ваша светлость! — ответил собеседник. — Позвольте вас поблагодарить за ваше расположение ко мне. Должен сказать: невозможно лишь восхищаться вами, обожать как идола…

— Довольно! — холодно перебила она. — Вы меня оскорбляете, говоря о восхищении, не нужно меня обожествлять. Мне оскорбительно ваше признание.

— Признание одного оскорбляет, но есть другие, — у них хватает наглости заставить себя слушать, — были ли они вам столь же неприятны?

— Что вы хотите этим сказать?

— Хочу сказать, ваша светлость, что вы приняли знаки внимания сначала от Молеврие, потом от Нанжи, которого я ненавижу.

— Ну знаете! Подобное оскорбление…

— Разве это оскорбление, когда лишь повторяешь то, о чем давно говорит двор, о чем шепчется весь Версаль и знает король?

«Черт!» — подумал господин де Жюссак в своей беседке. Ему показалось, что там, наверху, заваривается такая каша, что лучше быть глухим, как лопнувший барабан… Он крикнул гарсону:

— Эй, Коломбен, фрукты и еще бутылку!

— Давайте покончим с этим, — раздался голос герцогини. — У вас есть намерение хранить эти письма?

— Мадам, все будет зависеть от вас.

— Так что же вы требуете взамен?

— Ничего, кроме права любить вас, и говорить об этом с надеждой, что позднее…

— Слишком дорогая цена, — решительно сказала молодая женщина. — Оставьте письма себе. Посмотрим, каким оружием они окажутся в ваших руках…

— О, они не останутся у меня долго, но когда перейдут в руки господина дофина…

— Моего мужа! И вы на это способны?!.

— Ради достижения цели я способен на все.

— Это бесчестно! Вы не сделаете этого!.. У вас хватит совести…

— Вы заблуждаетесь. Письма перейдут в руки господина дофина, и тогда уж извините, — заключил дворянин, разводя руками.

Принцесса пришла в ярость.

— Ах вот как! Я слишком хорошо о вас думала! Убирайтесь!.. Ничтожество!

«Честное слово, я такого же мнения», — подумал Элион, откупоривая новую бутылку.

В пристройке все смолкло. Собеседник принцессы вышел в сад и, обернувшись, посмотрел на большое раскрытое окно так, будто погрозил кулаком. Вдруг на глаза ему попался крестник Арамиса, который с преспокойным видом допивал стакан вина. Понимая, что молодой человек оказался невольным свидетелем разыгравшейся сцены, что через открытое окно ему было слышно каждое слово, взбешенный офицер подошел к барону.

— Вы находились здесь!.. Слушали! И все слышали!..

Элион встал и учтиво поклонился.

— Я действительно был здесь, сударь… Клянусь, не слушал… Но тем не менее все слышал…

— Вы знаете особу…

— Которая участвовала в столь оглушительной беседе? Право, нет… Не более, чем вас.

Тот многозначительно кивнул и приложил палец к губам.

— Тогда молчите о том, что слышали… И если когда-нибудь пророните слово…

— О-о! — покачал головой молодой барон. — Да вы, кажется, хотите меня запугать!..

— Я просто даю вам совет. Поступите разумно, если последуете ему.

— Большое спасибо за совет. Взамен предлагаю вам свой.

— И что же это за совет?

— Верните письма их законному владельцу.