Ни слова больше! - Карен М. Макманус

— Шарлотта говорит, ты не в духе, — закидываю удочку.

— Шарлотта ошибается, — говорит Трипп и прикладывается к бутылке. Когда он ее опускает, там остается буквально на донышке. — Мне очень весело.

— Ты подумал о том, как будешь спускаться?

Он пожимает плечами:

— Спрыгну.

— Тут восемь футов, не меньше.

— А во мне шесть. — Трипп вновь пожимает плечами. — Два фута — фигня.

— Математика тут ни при чем, — замечаю я.

Трипп допивает бутылку и направляет ее на меня:

— Умеешь ты веселиться, Галлахер.

— Да я просто…

Слова застревают в горле, потому что Трипп внезапно соскакивает вниз. У меня перехватывает дыхание, я зажмуриваюсь, ожидая вот-вот услышать звук удара. Вместо этого он легко приземляется на ноги, даже не уронив бутылку.

— Дурак! — Я толкаю его в плечо. — Напугал меня до смерти.

Трипп, не пошатнувшись, ставит бутылку на землю, потом выпрямляется и откидывает челку.

— Почему?

— Ты ногу мог сломать! Или того хуже, сам подумай…

— Хватит!

Трипп делает шаг и оказывается совсем рядом. Он на голову выше меня, приходится задрать подбородок.

— Какое тебе дело, а? — продолжает наступать он. Я молчу, не зная, что сказать. — Ты же меня ненавидишь.

— Неправда, — возражаю я на автомате, как ответила бы любому неадекватно ведущему себя пьяному. Лишь пару мгновений спустя до меня доходит, что я в самом деле не чувствую никакой ненависти.

— Ты должна меня ненавидеть, — настаивает Трипп.

Всматриваюсь в его лицо — он какой-то грустный, усталый. От ярости, которую я видела в стычке с Колином, не осталось и следа. «Он другой», — проносится в голове, и я тут же отгоняю непрошеную мысль: откуда мне, в самом деле, знать? Нас и друзьями-то не назовешь, раз он с такой легкостью разорвал наши отношения. Нечаянно брошенная ремарка Шарлотты о гранте не выходит из головы. Я помню, насколько нестабильной была жизнь Триппа раньше и, возможно, остается и теперь, хоть он и строит из себя крутого.

Ловлю себя на мысли, что не знаю, зачем я здесь. То есть понятно: я занимаюсь разведкой для Карли, только совести это не объяснишь. Не стану же я рассказывать в «Мотиве» об этом разговоре! Боль Триппа не втиснуть в заголовок репортажа.

И все же один вопрос я должна выяснить. Для себя.

— За что ты извинялся?

Он морщит лоб:

— А?

— Сегодня днем у мистера Соломона. Ты просил у меня прощения.

— Ну, просил.

— За что?

— За то, что сказал на физкультуре в восьмом классе. — Трипп говорит совершенно ровным голосом; не будь у меня очевидных доказательств обратного, ни за что бы не подумала, что он пьян. — Это неправда. Впрочем, ты и так уже знаешь. — Он грустно усмехается. — Ведь я никудышный врун.

— Тогда зачем ты это сделал?

— Затем. — Трипп смотрит себе под ноги и с явным усилием произносит: — Мне было нужно, чтобы ты меня возненавидела.

— Зачем? — восклицаю я. — Я тебе надоела?

Глаза Триппа упираются в мои:

— Нет, Бринн. Не надоела. Ни тогда, ни сейчас. — Он отчетливо проговаривает каждое слово, как будто ему важно донести до меня их смысл. — Нисколечко.

— Три!

Окрик за спиной заставляет меня подпрыгнуть. Оборачиваюсь: к нам с решительным видом подходит Шейн.

— Пойдем внутрь, старик, замерзнешь.

Я отступаю, вдруг осознав, как близко стою к Триппу. Шейн коротко кивает:

— Привет, Бринн, как дела? Принимаю эстафету.

— Что принимаешь?

— Трипп не в духе, — вторит Шейн словам Шарлотты. Двумя пальцами поднимает с земли пустую бутылку, берет друга за плечо. — От него сейчас толку мало.

— Нам что, и поговорить нельзя? — почему-то ощетиниваюсь я. Пытаюсь поймать взгляд Триппа, но тот уставился под ноги.

— Да пожалуйста, я не против, — отвечает Шейн. — Просто на сегодня хватит, окей?

Не дожидаясь ответа, он уводит Триппа к дому.

Мать все-таки взяла меня измором, но не настолько, чтобы я появился вовремя.

Прихожу на пятнадцать минут позже. Расчет такой: если ее там нет — наиболее вероятный сценарий, так как она всегда опаздывает, — я отчаливаю. Уже и текст для сообщения придумал: «Прости, не дождался. Увидимся в твой следующий приезд». Потом прямиком домой — и в кровать: голова раскалывается после вчерашней вечеринки у Шарлотты.

Я мало что помню, кроме того, как чуть не проговорился Бринн. Что я ей наплел? Хорошо, что Шейн подоспел и не дал выболтать лишнего.

Знал же: нечего было писать ей после стычки с Колином, теперь вот проблем не оберешься.

Ладно, по крайней мере, у меня есть план, как отвертеться от матери. Только и тут облом: официантка провожает меня к закутку, где сидит Лиза-Мари. Судя по почти пустой бутылке пива, она не просто не опоздала, а пришла чуть ли не заранее. Не нравится мне это. Совсем.

— Задержался на работе? — спрашивает Лиза-Мари, когда я усаживаюсь на потрескавшуюся красную банкетку.

«Прицел» — из тех заведений, которые постоянно переходят из рук в руки и меняют названия. Сначала кафе называлось «Всегда готовы», потом «Городская таверна», потом аж «Райский уголок», при этом ни один владелец не удосужился обновить интерьер. В Стерджисе это было излюбленным местом матери, в детстве она водила меня сюда каждую субботу. Про себя я все еще называю его «Всегда готовы».

— Ага, — отвечаю, забирая у официантки меню. Если можно считать работой заполнение формы на грант Кендрика под неотвязным оком Регины. Она дала мне почтовую марку, потом оставила целую очередь ждать и лично проводила меня до угла, чтобы убедиться, что я действительно опущу письмо в почтовый ящик.

«Теперь иди и не вздумай сомневаться», — велела она, когда письмо упало в щель.

«Я не сомневаюсь, что ничего не получу», — заверил я.

«Молодчина», — вздохнула Регина и похлопала меня по плечу.

Возле нашего закутка опять появляется официантка.

— Желаете что-нибудь выпить? — обращается она ко мне.

— Воды, пожалуйста.

Лиза-Мари закатывает глаза:

— Взял бы хоть лимонаду. Побалуй себя.

— Мне вода нравится, — говорю я.

— Вы готовы заказать или еще не решили? — спрашивает официантка.

— Еще не решили, — спешу ответить я, так как вообще не уверен, что останусь здесь на ужин.