Штрихи и встречи - Илья Борисович Березарк

знал, что граммофонные записи дают приблизительное представление о подлинном искусстве чтения, о мастерстве актера. Но на этот раз «Мертвые души» в исполнении Шварца звучали в полную силу. Зрители много смеялись и воспринимали повествование восторженно. Так в последний раз услышал я голос своего друга.

4

Когда мне сообщили, что Женя Шварц написал книгу, я удивился. О своих старых впечатлениях, связанных со студенческим театром, я уже успел забыть.

— Его книжка, — сказал мне Антон в Москве, — пользуется успехом и проверена на детях. Им нравится.

Я уже говорил, что, еще не будучи писателем, он был известен в среде ленинградских литераторов, в его талант верили. Особенно близок он был с детскими писателями Ленинграда — работал в редакциях детских литературных журналов, сотрудничал, но больше анонимно.

Лет через пять после выхода первой книги он был уже популярным писателем, и я возил к нему на суд в Ленинград не очень удачную свою повесть.

Его творчество было оригинальным и своеобразным, недаром его шутя называли «Детским гением».

Этот «Детский гений» был очень скромным и за писательскими лаврами не гонялся. Передавали его слова, ставшие потом крылатыми:

— Мне как-то неловко называть себя писателем. Это все равно, что называть себя красавцем.

По-видимому, это уважение к писательскому званию было у него воспитано с детства. В старой провинции интеллигенция преклонялась перед писателями.

Особой популярностью скоро стали пользоваться драматические сказки Евгения Шварца. Слова некоторых героев «Золушки» и «Снежной королевы» стали поговорками: «Я не волшебник, я еще только учусь», «Детей надо баловать — тогда из них вырастают настоящие разбойники».

Я не считаю себя знатоком детской литературы и не берусь точно определить, какое место он занял в этой области. Но я не на шутку удивился, когда скромнейший Евгений Львович сказал мне, что в детской литературе ему тесно. Потом он спохватился и просил никому не передавать его слов.

Однажды мы гуляли с ним по двенадцати дорожкам Павловского парка.

— Вот, — сказал он, — я прошел восемь. Четыре мне остаются — и самые важные.

Я спросил, как понимать эти его слова.

— Я очень люблю, — сказал он, — и детскую литературу, и самих детей. Но все же приходит время попробовать что-то другое.

Вскоре была премьера «Тени». Пьеса, мастерски поставленная Н. Акимовым, всем очень понравилась и, кажется, поразила. На ее просмотре аплодисменты раздавались чуть ли не после каждой фразы.

Знаменитая андерсеновская сказка была идейно и философски переосмыслена. Но дело было не только в этом. Чувствовалось, что жанр пьесы новый, необычайный. Драматическая сказка для взрослых — таких в богатой русской драматургии почти не было.

А новый жанр вызвал к жизни и новых героев. Герои сказки стали неожиданно жизненными, современными. А другие подобные сказки — «Голый король», «Обыкновенное чудо» и особенно «Дракон» — получили уже ярко выраженную политическую, антифашистскую направленность.

Евгений Шварц был добродушным, мягким, ироничным и в жизни, и в своем творчестве. И в этих пьесах он обличал зло тоже по-своему, казалось бы добродушно. Но это было не так. У него были свои сложные пути обличения мещанства, не сразу они были всеми поняты.

Автор этих строк считал, что в литературе он все понимает, но, разумеется, ошибался. Я никогда не думал, что скромные сотрудники «Гудка» Илья Файнзильберг и Женя Катаев станут выдающимися советскими писателями, классиками советской литературы Ильфом и Петровым.

Я не сумел предугадать и литературную судьбу Евгения Шварца, несмотря на долгое и сравнительно близкое знакомство с ним. Говорят: нет пророка в своем отечестве…

5

В тихом поселке Комарово в маленьком синем домике недалеко от вокзала жил добрый волшебник…

Так думали дети, которые хорошо его знали и часто с удовольствием ходили к нему в гости… Так думали и комаровские собаки, если собаки обладают способностью думать. А может быть, когда имеешь дело с волшебником, думать особенно не следует. Ни к чему это. Лишнее…

Мне казалось, что в старости, в послевоенные годы, Евгений Львович приобрел некоторые черты своих сказочных персонажей.

Помню, я приехал к нему и застал странную картину. На заборе сидели две большие собаки, а между ними внук Евгения Львовича. Все сидели очень тихо, степенно, что-то наблюдали.

— Что это значит? — спросил я.

— Как вы не понимаете? — сказал Евгений Львович. — Они смотрят на поезда.

И тут я понял, что смотреть на поезда — это очень важное занятие.

С животными он обращался мило и просто, они были его друзьями, постоянными собеседниками, подлинными «меньшими братьями».

Помню его разговор с двумя кошками, они очень внимательно прислушивались к его словам и нежно мяукали ему в ответ. Это была подлинная беседа или, как теперь торжественно говорят, «диалог».

По-моему, он знал все оттенки собачьего языка. Еще в юности был у него эстрадный номер. Суд. Выступления свидетелей, обвинителя, защитника, подсудимого — все это различные оттенки лая, все это на собачьем языке.

Да что там собаки — мы с ним однажды гуляли по Комарову ранней осенью, и он разговаривал с воронами и сороками на их «диалекте». Уморительно свистел, и они ему отвечали.

Мне рассказывали, как приехал к нему в гости профессиональный дрессировщик и был очень удивлен его уменьем обращаться с животными. «Мы такого не знаем» — так передавали его слова.

Да, животные любили Евгения Львовича, любили и люди. К нему приезжали в гости очень многие, порой совсем незнакомые. Несмотря на болезнь, он принимал всех, что вызывало справедливое неудовольствие домашних.

Его шестидесятилетие торжественно отмечалось в Ленинграде, но особенно интересно было его чествование в Комарове. Туда приехали артисты детских театров Москвы и Ленинграда в гриме и костюмах героев сказок Евгения Шварца. Я помню уморительный рассказ Красной Шапочки, как она ехала к Евгению Шварцу на «Красной стреле».

Он оставался очень скромным человеком. Когда я рассказал ему, что на премьере «Снежной королевы» в Берлине присутствовал Вильгельм Пик, он даже сразу не понял, о ком идет речь.

— Президент Германской Демократической Республики! — пояснил я.

— Ай да мы! — сказал Евгений Шварц.

Другой раз его обрадовало сообщение о том, что «Тень» с успехом идет в Берлине. Он смеялся, узнав, что представители английской армии обиделись, когда король теряет голову, и вышли из зрительного зала.

У обоих кузенов были добрые, хорошие сердца, но сердца слишком слабые. Антон Шварц умер в 1954 году. Помню, как мы с Женей стояли у его могилы. Был осенний пасмурный день. Я первый раз видел Женю плачущим, он плакал и стыдился своих слез.

А через четыре года пришел его черед.

Только после его смерти началась исключительная популярность его пьес у нас и за рубежом: