Сад камней - Влада Ольховская

Кира знала это имя. Она знала лицо на выцветшей черно-белой иллюстрации. Она не сомневалась, что это он, и все равно не верила своим глазам.

— Быть не может…

— Дмитрий Лисов, — прочитал Илья. — Знаешь его?

— Кстати, забыла уточнить… Я — Лисова Кира Дмитриевна. Еще раз приятно познакомиться.

— Ты хочешь сказать, что это — твой отец?..

— Мой дед, — поправила она. — Мама сказала, что мой отец был таким козлиной, что не заслужил право дать мне свое отчество. Поэтому меня записали как Дмитриевну, в честь деда. Но я ничего не понимаю! Получается, Шереметьев все-таки был связан с дедушкой, а не со мной?

— Но на тех фотографиях, что мы видели, твоего деда не было, — напомнил Илья.

— Это ничего не значит. У меня, знаешь ли, тоже нет совместных фоток со всеми людьми, которых я знаю!

— Справедливо. Ну а это что?

На газетную страницу были вручную вписаны два набора цифр — 12.09.1991 и 12.00.

Первые числа вывели ручкой, вторые — простым карандашом, но все — одним почерком.

— Да уж, любил Шереметьев ребусы… — проворчала Кира. — Я не уверена, что это, но могу предположить… Осенью девяносто первого моя мама переехала жить к дедушке.

— Это могло быть в сентябре?

— Думаешь, я помню? Но могло и быть.

— Получается, это указание на твоего деда и на маму, на их связь… То есть, что все это — история не только про твоего деда, но и про всю вашу семью.

— Час от часу не легче…

Кира старалась улыбаться, но на душе было тяжело. Она злилась на Шереметьева, на ту путаницу, которую он устроил. Это ее жизнь, а не игра какая-то! С другой стороны, он мало кому доверял, а ночной визит показал, что не зря. Константин Шереметьев нажил не только внушительное состояние, но и опасных врагов — и Кире перешло все сразу.

— Ты, кстати, не рассказывала про своего отца, — указал Илья. — Кроме того, что он козлина, это я уже понял.

— Да нечего о нем рассказывать, на самом-то деле. Он был мелкий уголовник, попался на какой-то фигне, отправился в лагеря, да там и помер. Все, конец истории. Это был не тот случай, когда человека можно было помнить и ждать.

Вот и все, что полагалось знать Илье. Кира предпочла не говорить о том, что начала подозревать позже, когда сама стала постарше. Тогда она впервые заметила, что ненависть, с которой мать вспоминает «ничего не значившего» отца, горит слишком ярко, чтобы быть обычной неприязнью. В такое превращается только любовь…

Получается, в какой-то момент ее родители любили друг друга. Но так ли это важно, если потом они расстались навсегда?

Шереметьев не мог быть ее отцом, это точно. Да и не сидел он… Но на что тогда должна указывать эта заметка? Пожалуй, все просто и жутко: что Шереметьев следил за ней чуть ли не с первых лет ее жизни.

Ей это не нравилось, и Кира поспешила отвлечься, перевела взгляд на другую цифру.

— Так, ну а двенадцать что должно означать?

— Думаю, время, — Илья кивнул на часы. — И это наша следующая наводка. Знаешь, мне кажется, бесполезно разбираться с этими подсказками по одной. Тут как с мозаикой: много тебе даст один кусок?

— Считаешь, что нужно собрать все, а потом уже делать выводы?

— Вроде того.

— Но до двенадцати еще долго, несколько часов ждать придется…

Илья только покачал головой и тихо рассмеялся.

— У тебя логика пятилетнего ребенка… Смотри и учись.

Он подошел к камину, протянул руку к часам — и просто перевел стрелки. Благодаря этому нехитрому ходу время сдвинулось, и вот-вот должно было пробить двенадцать.

Однако часы в этом зале были так же элегантны, как интерьер. Они не наполняли пространство гулкими ударами, они переливались тонкой, изысканной мелодией — серебристым звоном колокольчиков.

И все. Больше не было ничего: ни других тайников, ни писем от Шереметьева. Как и в случае с зажигалкой, им снова предстояло побродить по особняку, разыскивая непонятно что.

Да еще и, возможно, связанное с семьей Киры!

Мелодия затихла, к часам вернулся привычный тихий ход, и Илья заговорил первым:

— Так… насколько хорошо ты разбираешься в музыке?

Кира до сих пор не могла поверить, что решилась на это, но ни о чем не жалела. Потому что это оказалось даже забавней, чем она ожидала.

Годы самостоятельной жизни, когда порой нужно быть жесткой, чтобы отвоевать себе место под солнцем, избавили ее от ложной скромности. Ее нынешнюю было гораздо сложнее смутить или обидеть, чем ту девочку, которая когда-то приехала с мамой в Москву. Да, наследство Шереметьева и все события, связанные с этой историей, потрясли ее, однако Кира чувствовала, что постепенно приходит в себя. Визит той безумной тетки даже пошел ей на пользу: он заставил Киру собраться и подготовиться ко всему.

Но пока то самое страшное «все» не происходило, и она могла позволить себе наслаждаться моментом. В конце концов, в ее распоряжении оказался чуть ли не сказочный замок, так чего грустить?

Особенно ее привлекал бассейн. Он здесь был по-настоящему роскошным: неправильной формы, явно имитирующей озеро, с чистейшей лазурной водой, лишенной запаха хлорки, и высокими сводами. Часть чаши бассейна находилась внутри, в темном зале, часть выходила наружу, и у хозяев дома была возможность плавать в саду среди цветов. Сейчас на месте перехода тоже опустились роллеты, но в будущем, когда все закончится, это будет интересный опыт: плавать в подогретой воде посреди зимы! Нужно только дождаться этого будущего, отстоять свое право на этот дом и…

И поверить, что все это действительно принадлежит ей, она — не обманщица, занявшая чье-то место. Впрочем, чем больше подсказок Константина Шереметьева она находила, тем больше убеждалась, что никакой ошибки не было.

Со следующей подсказкой возникли определенные сложности, она была слишком зыбкой. Не факт, что они вообще поняли ее правильно! В доме хватало вещей, связанных с музыкой, однако ни одна из них не таила в себе никаких посланий.

Кира так устала от всего этого, что решила сделать перерыв. Этим утром, проснувшись еще до восхода, оставшегося где-то за роллетами, она направилась не на поиски, а в бассейн. Купальника у нее с собой не было, она к такому не готовилась, когда ехала сюда. Но Киру это не смущало, ей давно уже было любопытно, каково это: свободно плавать совсем без одежды? Это ведь ее дом, ее территория, она не должна стесняться! Да и потом, Илья наверняка спит, он раньше восьми не встает, а Супчику все равно, одета она или нет.

Сначала щенок беспокойно бегал у берега, словно опасаясь — не утонет ли его безумная хозяйка, которая добровольно полезла непонятно куда? Но когда он убедился, что Кира не в ужасе и все равно остается на виду, он успокоился и устроился в центре большого спасательного круга.