Вспомни, что будет - Роберт Дж. Сойер

— Я вовсе не стремлюсь на ток-шоу, — буркнул Ллойд.

— А потом мы возвестили миру о холодном ядерном синтезе, — продолжал Гастон, не обращая на него внимания. — Помните? Конец энергетического кризиса, конец нищеты! Энергии больше, чем может понадобиться человечеству. Вот только до реальности было далеко. Просто Флейшманн и Понс[26]поторопили события. Потом мы начали болтать о жизни на Марсе.

Об антарктическом метеорите, в котором якобы обнаружены микроскопические окаменелости, а это будто бы доказывало, что эволюция начиналась не только на Земле, но и на других планетах. Но выяснилось, что и тут ученые бежали, так сказать, впереди паровоза. Окаменелости оказались вовсе не окаменелостями, а простыми камешками. — Гастон снова сделал вдох. — Сейчас нам надо вести себя осторожно, Ллойд. Вы когда-нибудь слушали ребят из Института исследований Сотворения Мира? Они несут полную чушь относительно происхождения жизни, но смотришь на аудиторию — и видишь: сидят люди, кивают, соглашаются с докладчиками. А креационисты[27]утверждают, что ученые понятия не имеют, о чем говорят. И они правы. В половине случаев мы действительно понятия не имеем, о чем говорим. Мы слишком рано раскрываем рот — лишь бы оказаться первыми. Но всякий раз, когда мы ошибаемся, всякий раз, когда объявляем, что добились прорыва в борьбе за излечение рака или решили фундаментальную загадку Вселенной, потом проходит неделя, год, десять лет, и нам приходится разводить руками: «Ой, простите! Мы не проверили факты, мы сами не знали, о чем говорили!» Так вот: всякий раз, когда случается такое, мы провоцируем астрологов, креационистов, нью-эйджеров,[28]всяких шарлатанов и просто чокнутых. Мы ученые, Ллойд. Мы призваны быть последним оплотом рационального мышления, надежных, воспроизводимых, неопровержимых доказательств, но при этом мы сами себе злейшие враги. Вы желаете выступить с открытым заявлением, хотите сказать, что во всем виноват ЦЕРН, что это мы переместили во времени сознание всего человечества, что мы способны предсказывать будущее, что мы наделены даром пророчества. Но я не убежден в этом, Ллойд. Вы считаете меня просто администратором, который хочет прикрыть свою задницу — и не только свою, а коллективную задницу сотрудников ЦЕРНа и наших спонсоров. Но это не так, то есть если уж до конца откровенно — это не совсем так. Проклятье, Ллойд! Мне ужасно жаль, вы даже не представляете, как жаль, что такое случилось с дочкой Митико. Мари-Клэр вчера родила. По идее, я не должен был сегодня сидеть на работе. Слава богу, к нам приехала ее сестра… Но здесь столько дел! У меня теперь есть сын, и, хотя ему всего несколько часов от роду, мне нестерпима мысль о том, чтобы потерять его. Что перенесла Митико… и вы… Нет, просто представить себе невозможно. Но мне хочется, чтобы мой сын вырос в лучшем мире. Я мечтаю о таком мире, где к науке относятся с уважением, где ученые основываются на подтвержденных данных, а не на диких рассуждениях, о мире, в котором если уж ученый выступает с докладом, то люди в аудитории слушают его серьезно, потому что он открывает им нечто важное, фундаментальное о принципах существования Вселенной, а не закатывают глаза и не говорят: «Ну-ну, интересно, какой такой у них на этой неделе великий прорыв?» Вы не знаете достоверно, со стопроцентной уверенностью, что ЦЕРН хоть как-то причастен к случившемуся… И пока вы… И пока я не буду иметь такой уверенности, никто не будет устраивать никаких пресс-конференций. Это ясно?

Ллойд открыл было рот, чтобы возразить, и тут же закрыл. Немного подумав, он спросил:

— А если я сумею доказать, что ЦЕРН каким-то образом причастен к случившемуся?

— Вам запрещено реактивировать БАК на уровнях, близких к тысяче ста пятидесяти тераэлектронвольтов. Я пересматриваю программу экспериментов. Каждый, кто хочет использовать БАК для экспериментов с протон-протонными соударениями, может этим заниматься, как только мы завершим диагностику, но пользоваться этим ускорителем для столкновения ядер нельзя, пока я не дам разрешения.

— Но…

— Никаких «но», Ллойд, — решительно заявил Беранже. — А теперь… Послушайте, у меня просто гора работы. Если у вас больше нет вопросов…

Ллойд покачал головой, вышел из кабинета, покинул административный корпус и отправился обратно.

На обратном пути Ллойда тоже часто останавливали. Похоже, каждые несколько минут рождалась новая гипотеза и с такой же скоростью отмирали прежние. Наконец Ллойд вернулся в свой кабинет. На столе его ждал предварительный отчет бригады инженеров, обследовавших все двадцать семь километров туннеля БАК в поисках возможных неисправностей оборудования, которые могли вызвать смещение времени. Пока ничего необычного обнаружено не было. Показатели датчиков ЭИАК и CMC тоже были в норме. Все диагностические тесты ничего экстраординарного не выявили.

Кроме отчета на столе лежала ксерокопия первой страницы «Трибюн де Женев». Кто-то принес Ллойду эту ксерокопию и обвел маркером одну статью:

ЧЕЛОВЕК, У КОТОРОГО БЫЛО ВИДЕНИЕ, УМЕР

«Будущее неопределенно», — говорит профессор Мобил, штат Алабама. Джеймс Пантер, 47 лет, сегодня погиб в автокатастрофе на трассе 1-65. Ранее Пантер описал свое видение брату, сорокачетырехлетнему Деннису Пантеру.

«Джим рассказал мне все о своем видении, — сообщил Деннис. — Он находился дома — в том же самом доме, где жил в последнее время, — но в будущем. Он брился и жутко напугался, увидев себя в зеркале морщинистым стариком».

«Смерть Пантера позволяет сделать целый ряд заключений, — считает Джасмин Роуз, профессор философии Университета штата Нью-Йорк в Брокпорте. — С того момента, как у людей были видения, мы спорили о том, отражают ли они реальное будущее или только вероятное будущее, или это просто галлюцинации, — сказала она. — Смерть Пантера ясно указывает на то, что будущее неопределенно. У него было видение, но его уже нет среди нас, и он не увидит, сбудется ли его видение».

Ллойд еще не отошел после своего визита к Беранже. Он свирепо скомкал лист бумаги с газетной статьей и швырнул через весь кабинет.

Надо же, профессор философии!

Безусловно, смерть Пантера ничего не доказывала. Случай был просто анекдотичный. Никаких подтверждений происшествия — ни газеты, ни кадров из выпуска новостей, которые можно было бы сравнить с сообщениями о похожих событиях. По всей видимости, ни один человек не видел этого Пантера в своих видениях. Человек, которому сейчас было сорок семь лет, через двадцать один год вполне мог умереть. Он мог сочинить свое видение. Причем большого воображения здесь не требовалось, и как раз это наводило на мысль, что никакого видения не было и в помине. Митико сказала, что Тео, по всей видимости, свел к нулю свои шансы на заключение договора страхования жизни, признавшись, что у него не было видения. А Пантер, возможно, решил, что лучше соврать, что видение у него было, чем признаться, что его не будет в живых через двадцать один год.