Ритуал последней брачной ночи - Виктория Платова

Вот тебе и питерская верная жена!

Пока муженек корячится над виолончелькой, зарабатываяконвертируемую валюту и трудовые мозоли на граблях, его жена трахается скаким-то кобелем и попивает винишко. Совсем неплохо для той бледной спирохеты,которая выглядывала из фотографических «мартовских теней».

Впервые я почувствовала к Алле Кодриной нечто вродесострадания.

А потом в недрах папки нашлась еще одна бумажка, заставившаяменя забыть и о сострадании, и обо всем остальном. Это была описьдрагоценностей покойной, также скопированная Сергуней:

1. Цепочка золотая (витая).

2. Кулон золотой (знак Зодиака, Весы).

3. Браслет золотой (витой).

4. Серьги золотые с изумрудами (самоколки).

5. Кольцо золотое (обручальное).

6. Перстень золотой с изумрудом (виноградные листья).

Несколько раз я перечитывала последнюю строчку, силясьвникнуть в ее содержание: Стас вручил мне точно такой же перстень. С лапками ввиде крошечных виноградных листьев (именно они поддерживали изумрудик).

Точно такой же или тот самый?

Да и Киви впал в неистовство, как только увидел его.

А если это тот самый перстень? Перстень, который был наКодриной, когда кто-то нанес ей смертельный удар по голове… И я ношу в своейсумке единственного свидетеля убийства?!. Но как перстень мог попасть к Стасу?И куда делись остальные вещи из списка?

Впрочем, ответ на этот вопрос нашелся сразу же. После тогокак Олев Киви по каким-то причинам отказался забрать драгоценности покойной,они были переданы брату Аллы Кодриной — Филиппу. Под расписку.

…Я поставила папку на место и подошла к окну.

Отсюда, с продуваемого всеми ветрами шестнадцатого этажа,открывался потрясающий вид на залив, порт и новый жилой массив напротивоположном берегу. Где-то внизу коротко крикнул маленький буксир. Если быя жила здесь, если бы меня звали Сергей Синенко, если бы я умела писать — я быникогда не стала копаться в кровавом человеческом дерьме. Я писала бы совсем одругом — об этом маленьком буксире, о кораблях, пришвартованных к пирсам, осгорбившихся кранах и даже о тополином пухе.

Тополиный пух — питерский бич с июня по июль, он забиваетсяв нос и в собачью шерсть, он не оставляет тебя в покое даже ночью, он так иноровит прилипнуть к потной заднице клиента…

Я обхватила себя за подбородок и рассмеялась: кроткийпейзажный лирик из меня не получится. Это точно.

Так же как и детектив.

Теперь я знала, как погибла Алла Кодрина, но это непродвинуло меня ни на шаг в разгадке убийства самого Киви. Единственное, что ямогу сделать, — отправиться по следам перстня, к брату покойной.Интересно, как он относился к своему знаменитому зятю?..

* * *

…Входная дверь хлопнула ровно в восемь вечера. Сергуня,довольно долго копошившийся в прихожей, деликатно постучал в дверь и так жеделикатно спросил из-за нее:

— Можно?

Такая тактичность меня насторожила: не думает же он, в самомделе, что я предаюсь разнузданным сексуальным экспериментам с его котомИдисюда?

— Можно? — еще раз повторил Сергуня.

— Конечно. Это же твой дом.

Он вошел, тихий и благостный, с букетом таких же благостныхгербер и с огромной полиэтиленовой сумкой в руках. В сумке явственнопросматривались контуры нашего ужина.

— Как прошел день? — спросила я с интонациями женыв голосе.

— Лучше не бывает.

— А цветы?

— Да, — Сергуня покраснел. — Это тебе. Этомне. Понятно. От благодарных почитателей моего криминального таланта.

Ну точно извращенец, и к гадалке ходить не надо.

Извращенец принялся выкладывать из сумки провизию. Моемуудивлению не было предела. Сырокопченая колбаса, балык, бастурма, сыр «Дор блю»с очаровательным налетом плесени, маслины и прочие гастрономические изыски.Последними были извлечены бутылка «Smimoff», виски и текила.

— По какому поводу банкет?

— По твоему. — Сергуня дернул себя за ухо инаконец позволил себе заглянуть мне прямо в глаза. Могу поклясться, что увиделатам немое обожание.

— Да?

— Если ты, конечно, не возражаешь…

Я не возражала, тем более что пельмени, оставленные мнеСергуней, мог есть только самоубийца.

— Пойло взял на выбор. Крепкое. Специально для тебя.

— Тронута.

…Мы начали с виски.

Сергуня не глядя махнул дневную норму, затолкал в себя кусокбастурмы, без всякого аппетита прожевал — и снова уставился на меня.

— Ты знала Станислава Дремова? — прерывающимсяшепотом спросил он. В его исполнении фраза прозвучала как «Не согласишься ли тывыйти за меня замуж, дорогая?».

От неожиданности я поперхнулась маслиной. И пришла в себятолько после того, как проглотила косточку.

— Почему ты об этом спрашиваешь? — таким жешепотом ответила я. В моем исполнении эта фраза прозвучала как «Не пошел бы тына хрен, дорогой?».

— Потому что ты мне солгала.

Скажите, пожалуйста, какие мы ранимые!

— В каком смысле — «солгала»?

— У отца Кодриной не было никакого второго брака.Классический тип примерного семьянина. Так что сводной сестры Аллы из тебя неполучится.

Вот оно что! Семейка, в которую я вляпалась, была еще та:папашка, типичный интеллигент, всю жизнь просидевший на цепи у панталон своейжены. И дочурка, которая отрывалась как могла, шастала по родовому гнездышку вголом виде… И так увлеклась любовными утехами, что не заметила, как ейпроломили голову.

— Что скажешь? — Сергуня не сводил с меня глаз.

— Внебрачные связи исключены? — деловито спросилая.

— Похоже, что да.

Я улыбнулась Сергуне хорошо отработанной провокационнойулыбкой. И облизнула губы. Прием, неотразимо действующий на докеров портовыхгородов.

— Придумай сам. Ты же журналист.

— Сегодня пришла информация еще об одном деле. Онокак-то выпало из поля зрения… На фоне смерти звезды исполнительского искусствавсе выглядит тусклым, сама должна понимать.

— Ну и?

— Убийство главы продюсерской фирмы «Антарес». Фирма небог весть какая, сшивается на периферии шоу-бизнеса, заманивает в страну мольютраченных знаменитостей. О которых лет двадцать как все забыли. Словом,шакалье…

Исчерпывающая характеристика нашего дружного коллектива.Стас перевернулся бы на своем персональном столике в морге, если бы услышал.