Третий рейх - Роберто Боланьо

— Мы шли за тобой по пятам, — сказал Чарли. — Увидели, как ты выходишь из гостиницы… У тебя был такой усталый вид, что мы решили до поры до времени тебя не тревожить.

Я обнаружил, что левая рука у меня дрожит, совсем немного, — они этого не замечали, — но я все равно тут же убрал ее под стол. И в душе начал готовиться к худшему.

— Сдается мне, что ты тоже не спал, — произнес Чарли.

Я пожал плечами.

— Я не смог уснуть, — объяснил он. — Полагаю, ты уже наслышан об этой истории. Мне-то все равно; то есть я хочу сказать, что одной бессонной ночью больше, одной меньше — наплевать. Неудобно только, что пришлось разбудить Волка. Из-за меня и ему не удалось поспать, так ведь, Волк?

Волк ухмыльнулся, не поняв ни единого слова. Мне вдруг пришла в голову безумная идея перевести ему слова Чарли, но я удержался. Смутное предчувствие подсказало мне, что лучше этого не делать.

— Друзья для того и существуют, чтобы поддержать тебя в трудную минуту, — продолжал Чарли. — По крайней мере, так мне кажется. А знаешь ли ты, Удо, что Волк — настоящий друг? Для него дружба — это святое. К примеру, сейчас он должен был бы идти на работу, но я знаю, что он не сделает этого до тех пор, пока не устроит меня в какой-нибудь гостинице или другом надежном месте. Он может потерять работу, но это ему не важно. А все почему? Да потому, что чувство дружбы он понимает так, как и следует понимать: оно для него свято. Дружба — это не шутки!

Глаза у Чарли так сильно блестели, что мне почудилось, будто он плачет. С гримасой отвращения он взглянул на свой круассан и отодвинул его от себя. Волк знаками показал, что готов съесть его, если Чарли не хочет. Да, да, — сказал Чарли.

— Я заявился к нему домой в четыре утра. Думаешь, я мог бы вот так запросто вломиться к кому попало? К незнакомому человеку? В сущности, все на свете незнакомы и все в глубине души омерзительны; тем не менее мать Волка, а именно она открыла мне дверь, подумала, что я попал в аварию, и первым делом предложила мне коньяку, ну а я, разумеется, не стал отказываться, хотя уже был вдребезги пьян. Какая потрясающая женщина. Когда Волк проснулся, он обнаружил, что я сижу в его кресле и попиваю коньяк. А что еще мне оставалось делать!

— Ничего не понимаю, — сказал я. — По-моему, ты до сих пор пьян.

— Да нет, клянусь тебе… Все просто: я заявился к Волку в четыре утра, его мать встретила меня как принца; потом мы с Волком затеяли разговор, а после решили покататься на машине. Посетили парочку баров; купили две бутылки, а затем отправились на пляж, чтобы распить их с Горелым…

— С Горелым? На пляже?

— Этот парень иногда ночует на берегу, чтобы, не дай бог, не стащили его рухлядь. Так вот, мы решили поделиться с ним нашей выпивкой. И вот что забавно, Удо: оттуда был хорошо виден твой балкон, и я готов поклясться, что свет у тебя горел всю ночь. Скажи, ошибаюсь я или нет. Нет, не ошибаюсь, это был твой балкон, твои окна и твой паскудный свет. Чем ты там занимался? Играл в войну или предавался всяким мерзостям с Ингеборг? Эй, эй! Не смотри на меня так, это же шутка, мне-то ведь все равно. Это действительно был твой номер, я сразу это понял, и Горелый тоже подтвердил. В общем, веселая выдалась ночка, и, похоже, все мы немножечко недоспали, верно?

Помимо стыда и досады, охвативших меня, когда я понял, что Чарли осведомлен о моем увлечении военно-стратегическими играми и что рассказала ему об этом конечно же Ингеборг, да еще небось смеялась при этом (я представил, как эта троица на пляже с хохотом прохаживается на мой счет: «Удо побеждает, но проигрывает»; «Именно так проводят каникулы генералы — члены Генштаба: взаперти»; «Удо убежден, что является воплощением духа фон Манштейна»; «Что ты ему подаришь на день рождения — водяной пистолет?»), — так вот, помимо стыда и злости на Чарли, Ингеборг и Ханну, я испытал смутное, но растущее чувство страха, услышав, что Горелый тоже знал, где находится мой балкон.

— Ты бы лучше спросил меня про Ханну, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос не дрогнул.

— А зачем? Уверен, что с ней все в порядке. У Ханны всегда все в порядке.

— Что ты теперь будешь делать?

— С Ханной? Не знаю. Думаю, что скоро отпущу Волка на работу и вернусь в гостиницу. Надеюсь, к тому времени Ханна уже уйдет на пляж, потому что мечтаю наконец отоспаться… Это была беспокойная ночка, Удо. Даже на пляже! Ты не поверишь, но нам по-настоящему и присесть-то не удалось. Добравшись до велосипедов, мы услышали какие-то звуки. На пляже, в такое время? Мы с Волком отправились на разведку, и как ты думаешь, кого мы обнаружили? Парочку, занимавшуюся любовью. По-моему, это были немцы, потому что, когда я пожелал им удачи, они ответили мне по-немецки. На мужика я особого внимания не обратил, зато женщина была настоящая красотка; на ней было нарядное белое платье, как у Инги, и она лежала в этом помятом платье на песке в весьма поэтическом виде…

— У Инги? Ты имеешь в виду Ингеборг? — Рука у меня вновь начала дрожать; я буквально ощущал витавший вокруг запах насилия.

— Да не ее, а ее белое платье, у нее ведь есть такое? Ну вот видишь. И знаешь, что тогда сказал Волк? Он предложил встать в очередь. Дождаться, пока этот мужик кончит. Боже, как я хохотал! Он предлагал позабавиться с ней после этого бедолаги. Изнасилование по всем правилам! Вот умора. Мне же хотелось только выпить и глядеть на звезды. Вчера прошел дождь, помнишь? Но парочку звезд на небе можно было увидеть. И чувствовал я себя тогда просто великолепно. В других обстоятельствах, Удо, я, может быть, и принял бы предложение Волка. Возможно, девушке понравилось бы. Или нет. Когда мы вернулись к велосипедам, Волк, по-моему, стал подбивать Горелого, чтобы тот составил ему компанию. Но Горелый тоже отказался. Впрочем, не уверен, ты же знаешь, испанский мне не слишком-то дается.

— Он тебе совсем не дается, — заметил я.

Чарли неуверенно рассмеялся.

— Хочешь, я спрошу у него, чтобы рассеять твои сомнения? — предложил я.

— Не надо. Это не мое дело… Но в любом случае, ты уж мне поверь, я прекрасно понимаю своих друзей, а Волк мне друг, и мы с ним прекрасно находим общий язык.

— Не сомневаюсь.

— И правильно делаешь… Это была чудесная ночь, Удо… Такая тихая, наполненная дурными мыслями, но не дурными поступками… Такая спокойная ночь, ну как тебе объяснить? Спокойная-спокойная, а мы все куда-то рвемся и не останавливаемся ни на минуту… И даже когда рассвело и можно было считать, что все закончилось, откуда ни возьмись появился ты… Сперва я подумал, что ты заметил нас с балкона и хочешь присоединиться к нашей пирушке; но когда ты стал удаляться в сторону порта, я поднял Волка, и мы пошли за тобой. Не спеша, ты же видел. Как будто вышли на прогулку.

— Ханна плохо себя чувствует. Ты должен пойти к ней.

— Инга тоже неважно себя чувствует, Удо. Равно как и я. А также мой приятель Волк. Да и ты тоже, извини, что я тебе это говорю. Хорошо себя чувствует только матушка Волка. И еще сыночек Ханны там, в Оберхаузене. Только они и чувствуют себя… нет, не вполне, но по сравнению с остальными… хорошо. Да, хорошо.