Москва-Ростов-Варшава - Ирина Горбачева

В пластмассовом лоточке лежало несколько небольших отбивных в кляре. Зная, что они мне очень нравятся, Алла Константиновна постаралась и положила достаточное их количество, чтобы угостить всё купе, думая, наверное, что я еду в купированном, а не в СВ вагоне.

– Это пирожки такие?

– Угощайтесь, Нина, очень вкусно. Это мясо в кляре. А вы, из какого города?

– Я из Челябинска. За товаром еду. Хочешь подработать? Ты молодая деньги всегда пригодятся? Будешь возвращаться от тётушек, перевезёшь мне баул с вещами. Триста баксов твои в Москве.

– Да нет, спасибо, я не по этой части, – с неохотой поддерживать разговор, ответила я.

– Да ладно, говори мне! Ну, не хочешь и не надо. Вкусное, какое мясо! Ты что спать уже хочешь? – спросила она, видя, что я прилаживаю под голову, то, что называется в поезде подушкой. – Почитать хочется, сказала я, раскрывая газету, купленную на вокзале.

Нина убрала со стола остатки пиршества и вышла из купе. Я лежала и думала, что этот прохиндей Марк Анатольевич явно надурил меня. Как и предполагал Глеб считать я не умею! Интересно, думалось мне, а как быстро бы я освободилась от долга, если бы он мне оплатил услуги честно? Я достала из сумочки небольшой калькулятор и стала считать свою «упущенную прибыль», но тут дверь открылась и вошла Нина. Окинув меня взглядом говорящим, что, мол «мне с тобой всё понятно», она с ухмылкой на лице обратилась ко мне.

– Я же говорю «рыбак – рыбака»! Прибыль уже считаешь? Давай вместе работать.

– О чём вы? – я в сердцах бросила калькулятор в сумку и принялась за чтение.

Мне была неприятна её бесцеремонность и наглость. Разговаривать с ней не хотелось. Спать тоже. Ночь казалось, тянется бесконечно. Стук колёс по рельсам, всегда убаюкивающий меня, теперь раздражал до невыносимости.

Наконец кошмар закончился, мы въехали на Брестский вокзал. Здесь нашему составу должны менять подкатные. На это уходит два часа. А пока их меняют, пограничники ставят отметки в паспортах, таможенники проверяют кладь и багаж. И тут меня словно током ударило. Я не позвонила Андрею-таможеннику. Так меня последние события закрутили, завертели, что из головы всё выскочило. Бешено заколотило сердце. Пальцы рук стали ледяными. Я покраснела, как рак. Нина посмотрела на меня исподлобья, но ничего не сказав, вышла из купе.

– Всем зайти в свои купе, – раздался громкий приказ пограничника.

Я сидела, ни жива, ни мертва. Нина протянула мне листочки таможенных деклараций.

– Вот у проводника взяла, заполняй. Давай подскажу.

– Я разберусь, знаю как, – немного раздражённо тихо ответила я ей.

– Понятно, понятно, – процедила она сквозь хитрую ухмылку. Когда зашла таможенница, я сидела, боясь выказать своё волнение.

– Вы везёте запрещённые вещи? – спросила она меня, бегло просмотрев, вещи Нины.

– Нет, всё указанно в декларации.

– Женщина, выйдите, пожалуйста, из купе, – обратилась таможенница к Нине.

– Так, девушка, а с вами займёмся. Ещё раз спрашиваю: везёте запрещённые предметы, незадекларированную валюту? Не скрывайте, хуже будет, лучше скажите, где спрятано и что везёте?

– Я вам правду сказала, везу то, что вы видите, – старалась успокоить внутреннюю дрожь, ответила я ей.

– Дурочку не включай! Давай по быстрому, ещё протокол заполнять, – по деловому командовала она.

– Почему вы так со мной разговариваете? – пыталась я возмутиться.

– Ты ещё повозмущайся? Посмотрите на неё! А ну раздевайся! – чуть не крикнула она.

Я сняла куртку спортивного костюма.

– До нижнего белья, по пояс, – уточнила таможенница, суетливо осматривая мой багаж по второму кругу.

– То есть? – не поняла я её.

– Чего не понятного? Раздевайся!

Я хотела зашторить окно в купе. В деповском терминале, напротив нашего вагона стоял ещё один вагон нашего же состава, которому, как и нам меняли подкатные.

– Не положено, – грубо одёрнула мою руку женщина.

Напротив, в окне вагона, я увидела такую же картину. Там тоже раздевается молодая девушка под присмотром женщины из таможенной службы.

– Тотальный шмон с незашторенными окнами, таможенный стриптиз? – съязвила я.

– Ага, ты ещё пошути. Потом обхохочешься. Меньше болтай, делай, что говорю – раздражённо шипела она, быстро осматривая мои вещи в сумке.

Убеждая её, что у меня ничего не может быть незаконного, снимая с себя бюстгальтер, я краснела от стыда и страха. Мне стало страшно. А если она потребует вскрыть телевизор? А вдруг, там, как говорил Глеб, лабуда всякая. Ну, всё! Статья мне обеспечена!

Просмотрев мою одежду и убедившись, что в бюстгальтере ничего нет, таможенница явно занервничала.

– Нет, я же чувствую, что ты что-то везёшь! Ну, точно! А если я отведу тебя на кресло? Смотри, поезд уйдёт, а ты у меня останешься загорать. Не боишься?

Я не поняла, о каком кресле она говорила и наивно спросила – Какое кресло? Стоматологическое?

– Ага, стоматологическое, – ухмыльнулась женщина, – придуриваешься? Ну, ну! Вот сейчас высажу тебя со всеми вещами, да задержу на двадцать четыре часа. Посмотрю, как ты запоёшь, – краснея и выходя из себя, продолжала меня запугивать таможенница, – а раз вытащу, значит найду! И тогда статью тебе вкатаю за милую душу!

И тут меня словно прошибло током.

– Да ведите куда хотите! Только предупреждаю, я телевизор сама не понесу, вызывайте носильщика! Что надо делать? – я нагнулась к моим разбросанным вещам, с силой стала швырять их в дорожную сумку. Сложив всё из выпотрошенного пакета с подарками, громко сообщила – я готова!

– Ладно, уверена, что ты что-то везёшь, но не пойман, не вор! Но в следующий раз ты не отделаешься! Скажи спасибо времени осталось мало, а то я бы тебя раскрутила на полную катушку.

Она с сожалением и недовольством вышла из купе, а я присела на постель, не в силах унять дрожь в коленях.

Перспектива быть пойманной другой такой служивой, а потом иметь судимость за то, что уже вовсю продаётся в частных обменных пунктах и ждать, когда ещё что-то изменится в нашем дорогом государстве и меня выпустят на волю, не казалось мне интересной.

– В следующий раз я позвоню кому надо, – злясь, подумала я и уткнулась в кроссворд.

В купе вошла Нина. Она опять разложила на столике провизию и предложила продолжить с ней застолье, на что я недовольно отказала ей.

– Не обижайся… А я выпью. Ладно?

Посмотрев на меня грустным извиняющимся взглядом, Нина налила в стакан немного коньяка.

– Чтобы всё у нас было хорошо! Загадки разгадывать любишь? Жизнь и есть самая сложная загадка в кроссворде. Не подберёшь нужную букву, так и застрянешь на половине, так и пойдёшь прыгать с клетки на клетку. Ты вот думаешь, Нинка сволочь! Думаешь, думаешь, вижу, заложила меня. А что мне остаётся делать? Каждый выживает, как может!