Русский жиголо - Владимир Спектр

– Если бы, Егор, если бы… Я ведь на диете, так что тише травы, ниже воды, такие дела.

– Ну а в чем дело-то?

– Бля, Егорик, вот сразу и не скажешь. Просто есть у меня такое ощущение, что, ну как бы выразиться, похоже, она меня… сливает.

– Да ты что! Ты ведь с ней так серьезно общался! Ты же на личной жизни крест поставил. Всех своих пожилых миллионерш распугал. К подружке моей Гюльчатай в гости съездить отказался, а ведь она тебе трешку давала! Дела! Ну да и твоя ведь тоже, похоже, на тебя виды серьезные имела!

– Ага, – бормочу я, – виды-то она имела, да вот что-то передумала, наверное.

– Бля-я-я-я – тянет Егор, – это плохо, подружка, я вот и говорю, надо повстречаться, подумать, все обсудить, модель поведения выработать.

– Ну не знаю, не знаю, бухать я точно не буду, а без этого как с «первого» сниматься?

– Да ладно, – напирает Егор, – да мы по маленькой, по одной там, по две, ну по три максимум. Знаешь, у меня какой кокос? Только вчера вымутил. Перуанский. С печатью, все дела…

– С какой еще печатью?

– Ну ты че, не в теме, приятель? Наркокартели ставят личные печати на товар. Вроде как знак качества, сечешь?

– Это чего, на пакетике печать, что ли?

– Ну ты и лох! – смеется Егор. – На килограммовых брусках печать стоит, въезжаешь?

– Ага, понятно, втыкаю, – бормочу я.

– Да ты не втыкай, а соглашайся лучше. Качество, знаешь, какое? Посидим, расскажешь мне о своих проблемах, я, может быть, чего посоветую.

– Не знаю, – я раздумываю над предложением, но никак не приду к решению, – не сегодня точно, надо мне все же со своей потусовать, прощупать ее, сучку.

– Эх, – вздыхает мой друг, – ну вот так всегда! Придумает вечно какую-то хуйню, здоровый образ жизни, диету или отношения. Прощупывание сучек. Охуеть от тебя можно. Осложняет себе жизнь, а когда ему друг помочь хочет в сложной ситуации разобраться… – Он снова вздыхает. Следом вздыхаю и я. – Ладно, – наконец, говорит Егор, – давай не парься особо, все разрулится, вот увидишь. Чего вы смотреть-то пойдете?

– «Джеймс Бонд», премьерный показ, Дэниэл Крейг, кумир молодой прогрессивной педерастии.

– Ну да, ну да, не Вонг Кар Вай, конечно, но таким ограниченным типажам, как ты, сойдет.

– Ладно, Егорик, я тебе завтра наберу, может, пересечемся, кофе попьем.

– Ага, ну и по одной, по две максимум, я угощаю, ладно?

– Ладно, – улыбаюсь я, – раз угощаешь.

Вечером мне приходится тащиться в кино, хоть настроения нет совсем. Мало того, Вероника просит заехать за ней на машине, а я-то надеялся, что это она пришлет своего водителя, хотя, впрочем, какая разница, все равно – диета, и выпивка не значится в моих планах. Идиотский dress-code вечно требует black-tie, но мне плевать, и я одеваюсь на премьеру нарочито небрежно – олимпийка и штаны с драконом от Maharishi, а на ногах – черные кроссовки из кожи питона Neil Barrett.

И вот – нескончаемая пробка Садового кольца. Машины, машины, тысячи машин, а в них мужчины и женщины, офисные работники и представители свободных профессий, детки богатых родителей, шлюхи, добропорядочные мамаши, бизнесмены и чиновники, менты, врачи и сотрудники аварийных служб.

Я стараюсь не смотреть на них, они все мне не интересны, меня волнует только, сколько еще времени проторчу я в этой ужасной автомобильной давке! В моем CD-проигрывателе – сборник Брайана Ферри. Именно его музыка сейчас к месту, отлично подходит к моему внутреннему состоянию. На душе скребут кошки и грустно, а старые сентиментальности вроде «These Foolish Things» не усугубляют настроение, но и не стремятся вывести из него, служа скорее фоном, нежели основной темой вечера. Пой мне до поздней ночи, Брайан, пой мне до тех самых пор, пока я не усну, убаюкай меня, Брайан. Потому что только во сне, может быть, я обрету спокойствие, мне приснится черная карточка American Express с моей фамилией, и дом на берегу океана, и огромная счастливая непрекращающаяся уверенность в завтрашнем дне.

На подземной стоянке мы еле отыскиваем себе свободное место, и я с трудом втискиваю свой миник рядом с отвратительным черным «Гелендвагеном». Всю дорогу я молчу, окружающее пространство меня ужасно бесит. В этот будний вечер в только отстроенном центре полно народу, как будто бы никому не надо на следующий день вставать на работу. «Кругом одни бездельники, – думаю я, – а еще жалуются, что дела у них обстоят не очень». Здесь много молодых лохов с окраины города и их поблядушек, а еще целая толпа черных, каких-то якобы «модных» чехов в маленьких, типа «именных», вязаных шапочках, знаете, таких, на которых аршинными буквами значится «RICH», «ARMANI», или «PRADA», или еще что-то в том же духе. Есть, конечно, и симпатичные простушки, стайками пасущиеся у магазинов недорогого белья и дешевой косметики, у стоек с китайской бижутерией, в кафешках на первом этаже и наверху, у самого кинотеатра, там, где так невыносимо тянет попкорном. Все взрослые элегантно одетые дамы, встречающиеся нам по пути, прогуливаются под ручку со своими спутниками, чаще всего мерзкими прощелыгами, одетыми сплошь в черные свитера и брюки, ну или на худой конец с толстыми богатеями в дорогих полосатых костюмах.

– Давай для начала немного посидим в каком-нибудь фаст-фуде, вроде TGI Friday, – предлагает Вероника, – ужасно хочется сожрать какую-нибудь высококалорийную американскую гадость, а то на этих премьерах практически не кормят…

Подумать только, TGI Friday! Я молча смотрю на нее, лицо, благодаря восстановительным маскам, приобрело-таки нормальный цвет и одутловатости почти не наблюдается, а на глаза она нацепила полупрозрачные очки Dior, видно, мешки из-под глаз убрать так не удалось.

– Ну что, – канючит Вероника, – пойдем?

Я выпью пивка…

Только этого мне не хватало, чтобы от нее пахло пивом!

– Пиво? – укоризненно переспрашиваю я. – Что-то вроде TGI Friday?

– Ну да, – говорит она как ни в чем не бывало, – что тут такого? Один маленький бокальчик.

Что тут такого? Действительно. Обладая такими деньгами, больше и заняться нечем как сидеть в паршивой американской столовке и херачить пиво. К тому же лично мне там будет абсолютно нечего съесть.

– Пойдем хотя бы в суши, – говорю я, – а то мне придется сидеть, как бедному Буратино, и тоскливо смотреть тебе в рот.

– Ах, точно, – кивает Вероника, – диета.

Мы премся в какой-то убогий суши-бар, и тут выясняется, что в нем нельзя курить.

– Скоро у нас будет совсем как в Америке, – ворчит Вероника, – ни вздохнуть, ни перднуть.

Мы все же усаживаемся за какой-то крохотный и неудобный столик, я заказываю себе два сашими из тунца и свежевыжатый грейпфрутовый сок, а моя спутница берет большой бокал Хугардена и целый поднос роллов. Веронике приносят еду, и я смотрю на ее тарелку с завистью. Впрочем, я завидую теперь даже тем, кто питается в «Елках-палках», они ведь могут сами выбирать себе блюда, а не сверяться с изуверскими аннотациями маньяка-диетолога.