Семь крестов - Николай Прокошев

Патриотом до зубовного скрежета Пес себя не считал, но родину очень любил и только сейчас понял, что рано или поздно за свободу придется сражаться, проливая собственную, а если повезет – то и чужую кровь.

Тем не менее мысль о службе Дому тевтонскому ему всегда была противна, поскольку он хорошо помнил, как рыцари сюда пришли. Сколько жизней было загублено, сколько домов разрушено и сколько страданий выпало на долю пруссов. Но той знати, которая стала сотрудничать с орденом и приняла христианство, сохранили все права и земли, поэтому его предков карающая десница не коснулась.

При всем при том рассказы, какие Пес слушал от коренных жителей в трактирах и на торговых площадях, постепенно разжигали в нем ненависть к немцам. И присягать на верность узурпаторам приравнивалось для него к предательству своего народа. В то же время он прекрасно понимал, что братья принесли в эти земли определенный порядок и совершенство, обучили коренных жителей чтению и письму.

Они навсегда прекратили извечные междоусобные войны между прусскими племенами и создали единое процветающее духовно-рыцарское государство. Таким образом, на одну чашу весов ложилась любовь к родине, а на другую – пренебрежительное отношение к завоевателям этой родины. Хотя цели у него и у братьев совпадали, но встать под их знамя…

– Ты не поверишь, друг, – Гектор обмакивал ломоть пшеничного хлеба в наваристый бараний суп с капустой и морковью. – Меня пригласили служить в орден. Еще позавчера меня собирались повесить, а сейчас зовут полубратом. Как непостоянен это мир!

– Да ну, – схватив за ухо кухонного служку, подслушивающего под дверью, Бальтазар дал ему пинка. – И что ты думаешь? Пойдешь? Может, поможешь мне с их закупками: в городе судачат, что грядут тяжелые времена, ну ты знаешь этих базарных пустомель. Заказы потихоньку урезают, платят все меньше. Все откладывают на черный день. А что там в замке говорят?

– Что назревает решающая битва. Вот затем я им и нужен, хотя какой из меня воин, сам посуди. Я меч последний раз держал лет пять назад. Меня же первый поляк изрубит на куски, как ты этого барана.

– Вот тут ты ошибаешься, Пес. Раз они тебя зовут, значит, такой им нужен. Они дурачков с улицы не набирают. Ты знаешь людей в городе, можешь много чего достать, вон друзья у тебя в наемниках. Здесь только деловой подход, я думаю. На поле тебя, видно, поставят в резерв, хотя тренировать все же будут.

– Вот и думаю – ну что я один могу сделать, какой от меня толк? Вреда больше: неровен час из своих кого-нибудь нечаянно зацеплю, пока железяками махать буду. – Краник на большой пузатой бочке тихо скрипнул, и в оловянную кружку потекло золотистое пиво, наполняя кухню сладковатым запахом солода. – Ну да, Пруссия в опасности, но я-то что могу? Что, мы с двумя викингами изменим ход битвы, что ли? Да еще, как ты говоришь, в резерве.

– Будь немного поумнее, Пес, ты бы уяснил одну простую военную истину – войну делает не воевода, а солдат. Вот только представь, – одновременно Бальтазар отдавал распоряжения повару, снующему вокруг них в поисках большого тесака для разделывания косули, – если бы каждый начал так причитать? Кто бы тогда воевал?

– Не знаю, друг, не знаю…

– Ну что я один сделаю? – Бальтазар передразнил незадачливого друга. – И все остались бы дома горевать о судьбе своей несчастной отчизны. И что бы тогда было? Да, братья полтораста лет назад вас прижали к ногтю, но кто сейчас посмеет жаловаться? Они к пруссам лучше, чем к немцам своим, относятся.

– Ты к чему это все? Считаешь, что я должен идти? А где Анна, кстати? Оставим ее?

– Во-первых, я ничего тебе не советую, принять решение должен ты сам. Я только высказал свое мнение. А вот твоя Анна сначала замкнутая и грустная была, и я подумал, что там у вас, видимо, что-то очень страшное произошло. Но ты же знаешь, я в такие дела никогда не суюсь, поэтому налил ей разогретого вина с моими особыми травами, и вроде девчонке немножко полегчало. Сейчас поднялась в комнату, спит. Оставим или нет – смотри сам, я не против.

– Спасибо тебе, Бальтазар, ты меня всегда выручал. Никогда этого не забуду, – Пес допил пиво и отнес плошку, где был суп, чтобы прислуга помыла.

– Ладно, иди уже к себе, полубрат несчастный.

Все-таки определенный смысл влиться в орден, несомненно, имелся. Измученную и настрадавшуюся Анну Пес выгонять не имел никакого права, справедливо подозревая, что идти ей совершенно некуда. А если орден разрешал оставаться мирянином, то быть женатым не возбранялось. Гектору давно уже хотелось обзавестись своей семьей, но все время что-то мешало, а главное – не встречалось той единственной на его тернистом пути. И наконец, пусть даже при таких трагических обстоятельствах, он нашел и спас ту, за которую не жалко и не стыдно умереть.

Вдруг Псу отчетливо вспомнился брат Джанлука, поход с викингами в чертову церковь, отец Джузеппе, факелы в злополучном коридоре, Гзанда и даже капельки пота на лысине брата Джанини. Ему показалось, что все это как-то связано, но образы начали слоями накладываться друг на друга, картина получалась какая-то расплывчатая, и установить четкую связь Псу не удалось. Но сам факт, что некая взаимосвязь определенно существует, отчетливо и прочно укоренился у него в голове.

Не зря они вытаскивали из того кошмара Анну, и, может быть, обретение креста заключалось не в том, чтобы уничтожить этого выродка Гзанду, а, напротив, спасти ее? В жизни, как давно уяснил Гектор, совпадений не бывает. Что же хотел от него Бэзил? Зачем он отправил его туда? И чем больше Пес об этом думал, тем больше укреплялся в мысли, что Анна в его жизни появилась неслучайно. И это могло означать только одно – ему надлежало защищать ее. Но, прежде всего, необходимо отстоять свою обитель – Кёнигсберг, а то и всю Пруссию.

Сомнений больше не осталось – ради этой женщины он был готов перешагнуть через свою гордость и встать бок о бок с рыцарями на поле брани. Никто больше не посмеет и пальцем тронуть Анну, а он, Пес, если понадобится, отдаст свою жизнь за ее спокойное существование.

Эти два дня он решил провести с Анной: узнать ее получше, поговорить с ней, рассказать о себе, а вдруг она не захочет быть с ним? А что, если у нее другие планы и, возможно, где-нибудь остались родственники? Или она захочет скорее забыть этот кошмар и навсегда исчезнуть из этих проклятых краев?

Вот об этом Пес не подумал, поэтому в легком замешательстве зашел к себе в комнату и уселся, обняв согнутые в коленях ноги, на тяжелый кованый сундук, служивший одновременно и шкафом, и дополнительным стулом, а иногда даже и кроватью. Солнце уже спряталось за горизонтом, а он все сидел и гадал: что же будет с ними дальше и как Анна отзовется на его ухаживания?

Гектор поймал себя на мысли, что никогда так долго не размышлял о чем-то одном, никогда не углублялся во всевозможные фантазии и рассуждения, особенно по поводу женщин. Это было странное чувство, но оно ему понравилось. Когда в дверь постучали и вошел слуга, чтобы занести пруссу фрикадельки с подливкой и брагу, он стряхнул с себя оковы тяжелых дум и твердо решил, что утром обязательно поговорит с Анной.