Друг детства - Евгения Перова

– Да, конечно, поздно, ты устала. Я пойду. Ты справишься? А то, может, все-таки поедешь к маме? Тебе не будет страшно одной?

– Саш, все нормально. Не волнуйся за меня. Мне не будет страшно. Это мой дом. Это моя жизнь. Я сильная, я справлюсь.

– Я знаю, – сказал он с тоской. – Ты сильная. Ты всегда справлялась… без меня.

Она проводила его до калитки и поцеловала целомудренным сестринским поцелуем – в щеку.

– Поезжай. Все будет хорошо.

Саша все стоял у машины, и Лялька не уходила – как будто тоже чего-то ждала. В темноте он не видел выражения ее лица.

– Ляль?

– Ну что, что? – В ее голосе звенели слезы. – Поезжай ты, ради бога!

И ушла в темноту. Он не выдержал – догнал:

– Ляль… Может… я останусь?

– Зачем это?

– Лялька, прости меня! Прости меня за все, прости, прости…

Она отворачивалась, и Сашка целовал куда придется – в щеку, висок, в шею под ухом…

– Саш, прекрати! Ну перестань… Не на… не надо… ах…

Они целовались так, словно это была последняя секунда их жизни. Потом Ольга оттолкнула его:

– Больше никогда, ты понял? Никогда! Уходи.

Он понял. Никогда.

Душа моя, оглянись, но во сне не надо,

Во сне я тогда не пойму, как же мне обратно.

Начинаешь помнить, как снег начинает падать,

Полчаса еще не прошло, и уже ни ворот ни сада.

Ася Климанова

Сорокин вошел в класс, где проходило родительское собрание, – Ольга Сергеевна взглянула на него смеющимися глазами:

– А это у нас папа Тимофея Сорокина! Присаживайтесь, рада вас видеть.

Он сел за непривычно маленькую парту и целый час любовался Ольгой, совершенно не слушая, что она там говорит. Саша видел, как смотрят на нее остальные папаши, которых было довольно много, гордился красавицей и умницей Лялькой и вспоминал, как они целовались. Время от времени Ольга взглядывала на него, и Сашке каждый раз казалось: она читает все его мысли. Он переждал двух папаш, которые никак не хотели уходить и все что-то выясняли у смеющейся Ольги Сергеевны. Наконец она освободилась:

– Привет! Что это ты вдруг?

– Должен же я знать, как учится мой сын!

– Да что ты?

Она улыбалась и так явно была рада его видеть, что Сашка приободрился.

– Я тебя отвезу?

– Думаешь, это хорошая идея?

– Ляль, ну чего такого-то? Почему бы мне не отвезти домой любимую… любимую учительницу моего сына, а?

Ольга только покачала головой.

– Как ты?

– Да так… Неважно. Ты знаешь, мне всегда казалось – я сильная…

– Так и есть!

– Я сильная, на мне все держится. А когда бабушки не стало… Как будто какую-то опору вынули, зашаталось все. И я тоже… зашаталась.

Сашка слушал.

– Ничего решить не могу, ничего не понимаю. Растерялась. Может, бабушка и была опорой? А ведь она даже не всегда узнавала меня в последнее время.

– Это пройдет! Ты справишься.

– Да куда я денусь…

Когда сели в машину, он вдруг сказал:

– А хочешь, покатаемся?

– Как это?

– Ну, просто покатаемся! А то тут ехать – десять минут…

– И где мы будем кататься?

– Да где угодно, хоть по кольцевой! Сейчас машин мало.

– Ну, давай…

Он покатал ее по пустым трассам, а когда подъезжали к дому, Лялька заснула, привалившись к дверце. Сашка улыбнулся и осторожно погладил ее по шее – сзади под волосами. Она вздохнула и открыла глаза, зевая:

– Господи, я заснула, что ли?

– Ну да.

Руку он не убрал.

– И давно я сплю?

– Да минут десять.

– Даже снилось что-то…

Она опять зевнула.

– Понравилось кататься?

– Понравилось…

– Так, может, шофер заслужил чашечку кофе?

Он слегка потянул ее к себе, запустив руку в волосы на затылке.

– Кофе тебе дома жена нальет – через пять минут, потерпишь. Саш, прекрати!

Она опять закрыла глаза и так вздохнула, что он понял – действует! И обнял уже за плечо, и притянул к себе, и хотел было поцеловать, но Лялька вывернулась и выскочила из машины.

– Поезжай! Тебя дома ждут. Поздно.

И ушла.

Подъехав к дому, Сашка долго сидел в машине, так не хотелось никого видеть, так не хотелось потерять ощущение, которое еще хранили его пальцы: от Лялькиной нежной кожи и тонких завитков волос на шее. Он даже понюхал руку, но пахло резиной и бензином.

А Ольга еще долго стояла в полутьме на дорожке, размышляя: приснилось ей или нет, что здесь, вот на этом самом месте, она целовалась в прошлый раз с Сорокиным?! Она плохо помнила день похорон, все как-то путалось в голове, а потом ее совсем развезло от водки, выпитой на голодный желудок, хотя внешне – она знала эту свою особенность – внешне было совершенно не заметно: чем пьянее она становилась, тем более трезвой казалась. Проводив Сорокина, она тут же заснула и спала до вечера следующего дня – разбудил ее звонок тети Тани, которая беспокоилась, как она там…

Теперь ей почему-то все время мерещилось, что на похоронах был отец, который уже сто лет как не приезжал из Иерусалима, – был и рыдал в голос, а потом обнял Ляльку так крепко, что даже больно стало – от невыносимой силы любви! Но отец рыдал на похоронах матери, а обнимал и любил ее так пронзительно вовсе не он, а… Сашка?!

Не может быть…

И кто это сказал: я люблю тебя и всегда любил? И – прости меня за все?

Тоже… Сашка?!

Она смутно помнила разговор про Тимофея и школу, но вот поцелуи! Было это или нет? Похоже, что было – с чего бы это Сорокин вдруг полез ее обнимать? Какой кошмар…

Через неделю Сашка ждал Ольгу у школы – Тимофей приболел и сидел дома. Шел проливной дождь, Сашка долго стоял на крыльце, наконец Ольга вышла, раскрывая на ходу зонтик.

– Ольга Сергеевна! Персональная машина подана!

– Саш, ну зачем это! Никуда я с тобой не поеду.

– Посмотри, какой дождище, ты вымокнешь в момент!

– Ничего, высохну. Саш, я прошу: не надо этого ничего, пожалуйста!

– Ляль, я просто отвезу тебя домой, и все. Я что, не могу тебя даже подвезти?!

– Ну, хорошо, – сказала она с угрозой в голосе. – Вези.