Ночь борьбы - Мириам Тэйвз

Не знаю, почему она всегда называет его маленьким чемоданом, потому что он такой же большой, как и ее.

– Или нам лучше поделить один на двоих? – спросила она. Я сказала, что со всеми ее лекарствами для моих вещей не останется места. Мама стояла у столешницы и пилила книгу. Она велела бабуле перестать смеяться, сесть и отдышаться. Бабуля все пыхтела от слишком быстрой ходьбы в спальню и обратно. Я погуглила Фресно. Это город прямо в центре Калифорнии. Там худшее качество воздуха во всех Соединенных Штатах. Я сказала бабуле, что во Фресно она, возможно, не сможет дышать и умрет. Она сказала:

– О чем ты вообще говоришь!

– Ты и здесь едва дышишь, – сказала я, – а во Фресно ты, наверное, умрешь!

– Ну, – сказала бабуля, – тогда хорошо, что ты едешь со мной.

– Чтобы увидеть, как ты умираешь?

– Чтобы не дать мне умереть!

– И как, черт возьми, я должна это сделать?! Я не хочу смотреть, как ты умираешь во Фресно!

Бабуля сказала, что она меня понимает. Она смотрела, как во Фресно умирает много людей.

– Что! – сказала я.

Бабуля начала перечислять всех, чью смерть она видела во Фресно.

– Моя сестра Ирэн, моя кузина Лизл. Мой кузен, Простодушный Джейк.

– А что вы все там делали? – сказала я. – Вы, типа, служили в какой-то армии?

Бабуля сказала, что у нее много родственников во Фресно, потому что группа людей из ее города, беглых русских, решила, что они больше не хотят замерзать до смерти в Канаде и вместо этого хотят задыхаться от плохого воздуха.

– Послушай, – сказала бабуля, – я когда-нибудь рассказывала тебе про своего друга Хьюи?

– О, началось, – сказала мама из кухни. Она все еще пилила «Мертвую жару». – Еще один из твоих друзей.

– Послушай, Суив, – сказала бабуля. – Вот что сказал мой друг, революционер Хьюи П. Ньютон. Ты можешь умереть только один раз, так что не стоит умирать тысячу раз, переживая об этом.

Я посмотрела на свой телефон.

– Разве это не здорово! – сказала бабуля. – Я в восторге от этого!

Мама сказала:

– Господи, блядь, боже, мне так хочется сейчас выкурить сигарету.

Бабуля медленно поднялась со стула, и мне показалось, что она вот-вот упадет, поэтому я подхватила ее.

– Все начинается с падения! – сказала я.

– Что? – переспросила бабуля.

– Ты так сказала о своей подруге Глэдис. А потом… пуфф – ты мертвая и голая.

Бабуля рассмеялась. Она сказала:

– Я знаю, какой из двух ты предпочла бы оказаться, Суив!

– О чем ты говоришь? Я вообще не хочу быть ни мертвой, ни голой!

– Знаю-знаю, – сказала бабуля. – Но если ты мертва, тебе не приходится беспокоиться о том, что ты окажешься голой.

– Или вообще о чем угодно, – сказала мама.

– А ты вот живая и все равно не беспокоишься о том, что окажешься голой, – сказала я бабуле. Она сказала, что это правда. И она не будет беспокоиться о том, что окажется голой, когда умрет во Фресно.

Мама прополоскала горло маслом орегано, когда закончила пилить книгу, и не стерла плевок с раковины. Я планировала поговорить с мамой о ее задании-письме, но сейчас я была слишком зла, чтобы подойти к этому профессионально.

8

Сегодня четверг, и мы с бабулей поехали в Скарборо на ее процедуры. Мама помогла бабуле принять душ и вымыть волосы, хотя бабуле больше нравится, когда ей помогаю я, потому что я более нежная, а я постирала всю нашу одежду для поездки во Фресно и сходила в магазин за бабулиными лекарствами. Фармацевта зовут Зайнаб, и она уже наша подруга, потому что мы у нее завсегдатаи, и она знает все о бабулиных лекарствах и всегда звонит ей, чтобы напомнить, когда пора их обновлять. Однажды она даже принесла их к нам домой и осталась на макароны и рассказала нам аптечные истории о путанице в рецептах и судебных исках, о людях, которые сходят с ума и умирают, и что все это, конечно, конфиденциально. Сегодня она спросила, готова ли наконец бабуля к блистерным упаковкам, а я сказала:

– Ни в коем случае, Зайнаб! Только не блистерные упаковки! Блистерные упаковки означают конец!

Зайнаб сказала:

– Хорошо-хорошо, Суив, я шучу, шучу. Почему ты всегда кричишь?

Я ответила, что бабуля плохо слышит, а мама плохо слушает, поэтому мне приходится орать целыми днями. Я даже во сне кричу. Зайнаб меня понимает.

– Понимаю тебя, понимаю тебя, – сказала она. Она повторяет то, что я говорю. – Целыми днями. Даже во сне.

По дороге в Скарборо мама проехала с нами в трамвае четыре квартала и разозлилась на троих мужиков из-за того, что они не уступили ей или бабуле места для стариков и беременных. Я уже нашла для бабули другое место, а мама в своем гигантском пальто инспектора Гаджета не выглядела особо беременной, вот и как же эти мужчины должны были догадаться? Но, естественно, мама все равно рассердилась и сказала:

– Простите, разве эти места для вас предназначены?

Все мужчины оказались глухими или не захотели ей отвечать и просто смотрели в свои телефоны или в никуда. Мама сказала, что она беременна, а ее мать пожилая, так что не могли ли бы мужчины уступить им места? Один из них сказал «поздравляю», но не двинулся с места. Затем бабуля закричала маме из передней части автобуса:

– Дорогая, все в порядке, Суив нашла мне место!

К тому же через пять секунд мама выходила около театра, так зачем ей вообще садиться, а потом сразу же вскакивать? Мама сказала:

– Ладно, но не в этом дело, – а потом замолчала и стояла молча, как нормальный человек, – это было таким облегчением, что я чуть не расплакалась. Но нет, она не смогла оставаться нормальной дольше четырех секунд, и она сказала женщине рядом с ней, что такие вещи сводят ее с ума, а я хотела сказать женщине рядом с ней, что маму сводит с ума вообще все на свете и что не надо ей отвечать! Бабуля ничего не слышала и просто сидела счастливая рядом со мной и читала один из разрезанных кусков «Мертвой жары». Я заметила, что какая-то девушка смотрит на распиленную бабулину книгу, а девушка заметила, что я смотрю на нее, и отвернулась. Моя семья вообще не должна выходить на улицу.

Женщина, стоявшая рядом с мамой, сказала:

– Вот именно, скажите? Я с катушек слетаю.

Мама нашла себе чокнутую подружку! Я выглянула в окно и увидела театр, где у мамы репетиции, обернулась на маму и