Ночь борьбы - Мириам Тэйвз

Бабуля кивнула и сказала, что да, у меня сейчас такой период жизни, когда мне нужно грызть ногти. Я сказала:

– Бабуля, я же всегда грызла ногти.

– На данный момент, – сказала бабуля, – это правда.

Роксана сказала, что понимает. Она тоже грызла ногти. А еще она ела грязь, когда у нее была болезнь под названием «пикацизм». Теперь она покупает в магазине здоровой пищи особую грязь, которую можно есть, а не выкапывает ее на заднем дворе. На самом деле она любит ее текстуру. Бабуля сказала:

– Ну молодец! Нужно успеть съесть пуд грязи перед смертью.

Роксана натерла бабулины ноги кремом. Ей пришлось изрядно потрудиться, чтобы закатать бабулины спортивные штаны. Бабулины ноги стояли в ванночке с горячей водой. Было ясно, что она счастлива. Она откинула голову назад и закрыла глаза. Она предложила Роксане посмотреть на искривленные корни ее дерева, и Роксана рассмеялась. Она сказала:

– Ну, вы стареете.

А бабуля ответила:

– Я не старею, я уже старая!

Роксана помассировала бабулины ноги. Для ногтей на ногах бабуля выбрала цвет «Ты не справишься со мной, даже если у тебя есть инструкция».

Потом бабуле делали электроэпиляцию, и на это было страшно смотреть. Я не смогла. У Роксаны была острая игла, которую она подключила в розетку, а затем тыкала ею в бабулин подбородок и верхнюю губу. Я спросила у бабули, больно ли ей, и она сказала: «Чуть-чуть!» Ее смешило все подряд. Даже если бабуля не смеется, ее голова непроизвольно качается вверх и вниз. Роксане пришлось сделать перерыв, чтобы остановить бабулину голову. Роксана была очень терпелива. Пока мы ждали бабулю, она поставила музыку группы ABBA. Бабуля сказала, что знает эту группу! Я думала, она врет, чтобы Роксана почувствовала себя лучше, но потом она начала подпевать песне под названием «Чикитита». Она пела серьезно, драматично, так же как помогает маме репетировать реплики. Первая строчка песни была «Чикитита, скажи мне, что не так. Тебя сковала твоя печаль». Бабуля пропела все куплеты, с каждым куплетом она становилась все драматичнее. Затем Роксана начала петь вместе с ней. Она тоже знала слова! Они обе смотрели на меня, пока пели, как будто пытались сообщить мне что-то важное. Они спели последний куплет, который кончался на «Чикитита, мы плачем с тобой. Но солнце все еще в небе и сияет над тобой!» Они мне это прокричали!

Наконец они остановились. Я улыбнулась. Я боялась, что, если похлопаю в ладоши или закричу «бис», они начнут другую песню, которая закончится выкрикиванием очередных фраз в мой адрес. Я медленно отвела взгляд, чтобы Роксана вернулась к бабулиному подбородку и мы могли пойти домой. Мужик наверху продолжал топать. Роксана сказала, что он сводит ее с ума. Роксана подождала, пока бабуля отдышится после пения и пока ее голова перестанет качаться, а затем снова начала бить ее током.

В трамвае по пути домой не произошло ничего неловкого, за исключением того, что бабуля спросила, было ли у меня сегодня опорожнение кишечника. Но она спросила шепотом. Она делала успехи. В трамвае почти никого не было, кроме одного мужчины, который сказал нам, что инопланетянин воткнул ему в задницу передатчик и теперь следит за ним. Бабуля сказала «ой», а он ответил, что больше не чувствует передатчик, но знает, что он там. Затем бабуля и мужчина заговорили про «Рэпторс», и мужчина не мог поверить, как много бабуля знает про баскетбол. Она выпендривалась, рассказывая ему всевозможные статистические данные. Мужчина сказал, что есть вещи, про которые легко узнать, просто посмотрев телевизор, например про «Рэпторс». Но есть и другие вещи, сложнее: например, инопланетянам приходится изучать людей, вживляя передатчики им в задницы. Бабуля сказала мужчине, что это истинная правда, но она лучше будет узнавать все из телевизора, чем втыкать людям в задницы всякие устройства. Мужчина сказал, что правда – это правда, она как уникальность, не бывает суперправды или частичной уникальности. Есть просто правда и просто уникальность. Затем он сказал:

– Вы меня понимаете?

Я сказала:

– Понимаю-понимаю, – как Зайнаб из аптеки. Мы все стукнулись кулаками. После этого мужчина очень тяжело вздохнул, как будто только что закончил всю свою работу на день.

Когда мы вернулись домой, мама готовила ужин с включенной музыкой. Она подпевала. «Я встречусь с тобой позже в чьем-нибудь офисе. О! О! О!»[26] Она была в хорошем настроении по какой-то ужасающей причине. Может быть, потому, что помощница режиссера на репетиции сказала ей, что она больше не злится на маму за то, что мама назвала ее неграмотной – чего она на самом деле не делала, ну да ладно, – и они договорились устроить веганский бранч. А может быть, потому, что мы с бабулей уезжали во Фресно на целых десять дней. Мама рассказала нам, что звонил Уиллит Браун, хотел поговорить о спасении с ней или с бабулей, и она сказала: «Не туда попали, это сатана». Она сказала Уиллиту Брауну, что слышала, как он поливал ее дерьмом, а это неприемлемо, и ему лучше прекратить и воздержаться, иначе она увидится с ним в аду, а под адом она подразумевала суд мелких тяжб по обвинению в домогательствах, преследовании и запугивании. Было ясно: мама думала, что она заслуживает золотую олимпийскую медаль за свой ум.

Мама сказала бабуле, что ее стрижка и ногти на руках и ногах выглядят красиво и очень по-южнокалифорнийски, хотя Фресно находится в самом центре Калифорнии, а бабуля потерла подбородок и сказала, что, по крайней мере, она больше не похожа на Джеймса Хардена. Мама слишком сильно смеялась над всеми бабулиными историями про сегодняшний день, особенно над той, что про клуб «Только для твоих глаз».

– О боже, Суив, – сказала она. – Это, должно быть, убило тебя! – Затем она сказала: – О боже, думаю, меня сейчас стошнит.

Она побежала в бабулину ванную. Это был день ужасных зрелищ и звуков.

«Держись, Горд, – сказала я про себя. – Просто смотри своему врагу прямо в глаза и продолжай двигаться вперед». Иногда, даже несмотря на то, что у мамы «третий триместр, мистер!», ее до сих пор тошнит, о чем она говорила с доктором, и доктор сказал, что это, вероятно, просто нервы, и мама была из-за этого в ярости, потому что доктора плюют на все, что считают невнятным бабским дерьмом, и хотела найти другого доктора, который мог бы профессионально сообщить маме, что она умирает, но здесь невозможно найти другого врача,