Клятва золотого дракона - Ирина Лазаренко

– Но если теперь другие существа тоже стали детьми гор? – снова подала голос Иган. – Как прежде ими стали мы? Быть может, и гномы когда-то возникли из камня вопреки воле Такарона, в результате ошибки, стечения обстоятельств, мутации – но мы плоть от плоти его, и он признал нас как своих детей. Вдруг теперь он так же признал и другую плоть от плоти своей – тех, других, страшных?

Илидор стоял между гномкой и завалом, никто другой не слышал её в общем гаме, но Иган и обращалась только к дракону.

– Быть может, – повторил он, не очень хорошо понимая, что там говорит векописица: в ушах шумело, спина почти ощущала, как по ней бегают маленькие стальные паучата, глаза, кажется, улавливали движения ног-кинжалов, беспомощно торчащих из лежащего на боку паучьего тела. Стоило посмотреть на одну ногу – чудилось, что дергается другая, а совсем выпустить из вида эту машину, эту вражину, пусть и дохлую, было никак нельзя.

– Но если горы признали своим порождением даже вредителей, – продолжала рассуждать Иган, – то и для других детей Такарона баланс меняется. Не так ли? Пусть ты, дракон, – старший сын гор, пусть ты – их любимый сын, никто не может спорить с этим, но будет ли Такарон защищать тебя от других своих детей? Однажды он уже не защитил вас. Быть может, и не мог.

Северная стена Узла Воспоминаний выглядела так, будто на нее напала гигантская машина-камнеедка: глубоко вывороченный провал, разбросанные булыжники… Илидор сильно потер щеки, отгоняя мерзкое чувство от близости машины, этот почти стоящий в ушах скрип, запах отработанной лавы, притягивающие взгляд мертвые глаза, утопленные в стальное туловище. Вот же напасть, паук давно издох, а его призрак не показал ничего интересного! Не важно, есть тут дохлая прытка или нет, а важно совсем другое – что звук как-то неправильно отражается от провала.

Совершенно неправильно. Словно провал не заканчивается грудой булыжников или стеной, словно за ним пустота, и оттуда доносится эхо и шорох камней, и шуршание пыли и…

– Назад! – заорал Илидор, но на него никто не обратил внимания, и тогда дракон сиганул прямо в гущу спорящих гномов, прямо на груду камней рядом с мёртво торчащими кинжальными ногами, и одна почти коснулась его, отчего колени Илидора едва не подломились. – Назад!

Он раскинул руки, крылья плаща развернулись со звонким хлопком паруса под порывами ветра.

Гномы действительно отскочили, мгновенно у всех в руках оказались топоры и молоты – ни у кого не было времени подумать, верит он дракону или нет, есть ли у дракона причина так орать, или он просто спятил – какая, в кочергу, разница! Из-за завала или же снизу – не разобрать! – захрупало и загудело уже громче, так, что услышали и гномы.

– И во имя отца-солнце, который наполняет каждого своим светом! – помахивая молотом, завелся Эблон, и брызги слюны полетели во все стороны. – Не убоимся зла!

Иган, никак не готовая не убояться, отбежала подальше, нашла глазами давешнюю разваленную харчевню с призраками-гномами: как туда забраться половчее, где ступени? Призраки вмиг перестали казаться такими уж страшными, потому что…

Под землей глухо хрупнуло, тряхнуло слегка, потом сильнее, потом прямо под границей разобранного завала образовалась воронка, куда всосались булыжники поменьше, а потом земля разверзлась, и наружу, протаранив камни костяным лбом, вырвался гигантский червь-хробоид: пепельно-бледный, кольчатый, толщиной с колонну Топазного зала и длиной с четверть Треглавого моста – той частью, которой торчал из-под земли. Гномы заорали и бросились – кто от него, кто к нему, но топоры и молоты отскакивали от толстой шкуры, как мячики шарумарских эльфят отскакивают от земли.

– Во славу Храма, принесём же свет в самые тёмные закутки! – надрывался Эблон и мельтешил перед хробоидом, размахивая молотом, словно тот весил не больше лепешки.

Хробоид раскрыл пасть – в первый миг показалась, будто его голова лопнула и развалилась на три части, открыв липкие на вид подвижные ряды пластин и розовую глотку за ними, а потом эта пасть рухнула на гномов, сомкнулась на голове одного из них, Эблон с разворота ударил молотом в щеку, голова хробоида вздернулась, мотнулась, пасть разжалась, и тело гнома без головы, быстро вращаясь и расплескивая струи крови, улетело к развалинам харчевни.

Иган Колотушка выхватила из-за плеча рукоять своего фамильного молота и стояла, поводя ею туда-сюда, полусогнув колени и, казалось, вот-вот запутается в складках мантии, рухнет наземь. Глаза у нее были совершенно безумными.

– И пусть частица отца-солнца в груди каждого из нас… – полусорванным уже голосом кричал Эблон и носился туда-сюда перед хробоидом, привлекая его внимание.

– Да заткни ты пасть! – заорал Йоринг. – Как его прибить?

– В голову! В голову! Когда он откроет…

Снова показалась розовая глотка, ринулась вниз, сразу двое гномов метнули в разверстую пасть топоры, и оба промахнулись, но пасть захлопнулась, и только костяной лоб величиной со стеллаж боднул одного из воинов, превратив его в месиво из мяса, костей и ошметков доспешных пластин.

Гномы разбегались, Иган выворачивало, Йоринг орал приказы, которых никто не слышал, Эблон выкрикивал храмовые призывы, которых тоже никто не слышал, а потом время вдруг стало медленным и текучим, как капля мёда, который продают по осени люди-торговцы из земель Уррек, и ослепительный свет ударил по глазам. Гномы заорали еще громче, время снова ускорилось, все мотали головами, махали топорами, отирали слезы с глаз, а над головой хробоида метался золотой дракон – совсем не такой большой, как хотелось бы, зато сияющий, как гора начищенных монет. Он громко хлопал крыльями и то ли ревел, то ли пел – не по-людски, слов не разобрать, но от этого рева-пения по спинам гномов бежали мурашки, хотелось немедленно броситься вперед, изгрызть мерзкого червя зубами, истоптать ногами. В лапе дракон держал меч, и выглядело это бесконечно нелепо, неправильно и жутко. Хробоид больше не обращал внимания на гномов, но и они ничего не могли сделать с его толстой шкурой.

– Да пусть меня покрасят! – гаркнул Йоринг и принялся избивать червя топором, хотя топор раз за разом отскакивал от извивающегося тела.

Хробоид пытался цапнуть дракона: раз – промахнулся, два – дракон с хохотом облетел вокруг неповоротливой червячьей головы, небрежно и обидно хлестнул хвостом по костяному лбу, три – хробоид сложился у земли, как пружина, едва не смяв Йоринга, и тут же выстрелил вверх, разевая пасть, а дракон бросился ему навстречу, занося меч неловкой нечеловеческой рукой с четырьмя когтистыми пальцами…

– Да не уменьшится частица отца-солнца в груди каждого из нас! – ожил Эблон.

Четыре – меч торчит в глотке червя, и тот вздрагивает всем телом, миг-другой держится, вытянувшись струной кверху, а потом вдруг рушится вниз, перебивая хребет одному из гномов, и еще долго катается по земле, силясь выкашлять торчащий в глотке клинок. Гномы пятятся от него, опускают оружие, отирают глаза, утирают пот со лба, Йоринг бежит к раненому гному, Иган рыдает, Эблон кричит, пуча глаза.