Последняя ночь с принцем - Галина Владимировна Романова

— И все?

— Все, конечно! Она заплатила за полгода вперед и ушла. Ключи же у тебя. А что еще-то, Риточка? Что еще?

— А где вы ее откопали, Серафима Ивановна?

Вернее, как она на вас вышла, вы же не расклеиваете объявлений?

— Упаси меня, господь! — суеверно ахнула Серафима. — Никаких объявлений! Никаких и никогда!

— Тогда как же?

— Наша жилищная контора мне их и поставляет. Там же их регистрируют, ставят на учет и все такое… Вот Зиночка покойная и пришла ко мне по рекомендации нашей паспортистки. Валентина Павловна мне частенько квартиросъемщиков поставляет, тебе ли не знать, Риточка. Так вот, Зиночка пришла по ее рекомендации. А больше… А больше я ничего не знаю. Сегодня милиция меня возила в мою квартиру, когда ты была на работе. Делали обыск.

Рылись в ее вещах, прости господи!

— Нашли что-нибудь?

О возможном обыске Рита как-то не подумала.

Не подумала и упустила из виду. А Валентин Михайлович, змей коварный, ничего ей не сказал. Вот вам и ласкающий взгляд! Профессионал — он профессионалом и помрет! А то начал тут: шикарный цвет волос, истинная красота… А сам все прощупывал да вынюхивал. Ни за что его больше не пустит к себе, ни за что. Пускай повесткой вызывает…

— А что у нее можно было найти, кроме лифчиков? — фыркнула Серафима Ивановна. — Лифчиков да чулок ажурных. Ни наркотиков, ни порнографии, ничего. Правда, их заинтересовала какая-то фотография.

— Фотография? — Рита мгновенно насторожилась. — Что за фотография?

— Не знаю, мне не показали. Но краем глаза я видела, что на ней Зиночка в обнимку с мужчиной.

Темноволосый мужчина, повыше ее ростом. Он обнимал ее за шею, — начала перечислять Серафима, воодушевляясь с каждой минутой. — Все обратили внимание на его часы.

— Что за часы?

— Не знаю. Просто один из них сказал другому:

«Посмотри на часы». Тот ответил: «Да уж вижу», или что-то в этом роде. И еще кто-то из них сказал, непонятно, зачем было это скрывать. Вот так, кажется… Да, именно: непонятно, зачем было это скрывать. И все. Больше ничто не привлекло их внимания, кроме фотографии.

Рита слушала, а Серафима сокрушалась еще минут пятнадцать. Охала и стенала о грядущих неприятностях и радовалась собственной дальновидности, толкнувшей ее на то, чтобы всех своих жильцов регистрировать в официальном порядке. Досталось и блюстителям порядка. Их Серафима пропесочила особенно основательно, к вящему изумлению Риты отозвавшись положительно лишь о Валентине Михайловиче. У Риты-то на этот счет были свои собственные соображения. Лично ей он не казался единственно и исключительно порядочным, и совсем уж она о нем не думала как о человеке высоких моральных принципов. Мало того, что умолчал об обыске в соседней квартире, так и о существовании фотографии не обмолвился ни словом. Сидел на ее кухне, ведрами поглощал ее кофе, жрал ее булки и ни слова…

Ну, гад, попадется он ей еще на узкой дорожке, она ему все припомнит.

Попался… И ни на узкой дорожке, а прямо в их тесном лифте, и уже на следующий вечер.

Это был день ее зарплаты. Она изрядно задержалась, бросаясь из магазина в магазин. Пополнять запасы продуктов ей очень нравилось. И к этому делу она всегда относилась серьезно и основательно.

Сегодня Рита очень торопилась. Хватала все подряд и бросала в тележку. В результате почти половина купленного оказалась потом бесполезной тратой денег. Но она торопилась и еще была немного раздосадована. Кораблев так и не объявился. И не позвонил.

Она хотела даже грешным делом снова слазить к нему на балкон, но вовремя опомнилась. А ну как он вернется в неурочный час. Или вообще, может, сидит себе сиднем дома, притаившись, и тут она.

Здрассте, это я — явление первое….

Рита торопилась. Она летела с остановки с двумя туго набитыми пакетами, спотыкалась в неудобных шлепанцах на каждом шагу и смотрела исключительно себе под ноги. Потому и просмотрела назойливого и коварного Валентина Михайловича, притаившегося на любимой пенсионерками скамейке.

Она пролетела мимо него в подъезд, промчалась по трем ступенькам, на которых все еще не стерся меловой контур погибшей Зиночки. И замерла с пакетами у лифта. Тот медленно полз откуда-то сверху.

Рита с напряженным вниманием смотрела вверх и думала о том, что дурацкие шлепанцы она сегодня же забросит куда подальше.

Вырядилась! Стильности ей не хватало! Стильности и грациозности! Обрела, что называется. Результат — огромный мозоль на подошве левой ноги и по паре на обоих мизинцах. Нога, вспотев, ерзала внутри этих шлепанцев, превращая каждый ее шаг в мучение.

Сейчас единственное, чего хотелось Рите, — это сбросить с ног сие дорогостоящее изящество и окунуть ноги в теплую воду, а потом, может быть, стоило позаботиться и о собственном ужине. Это были все ее мысли, она даже про Кораблева на время позабыла, настолько ей хотелось поскорее домой.

И тут вдруг над самым ее ухом:

— Рита, здравствуйте. Я могу вам чем-нибудь помочь?

Прежде чем повернуться, она ответила: «Нет».

Потом повернулась и, теперь уже молча, отрицательно замотала головой. — — А я снова к вам, представляете! — обрадовался непонятно чему Валентин Михайлович. — Не думаю, что вы рады меня видеть, как раз наоборот.

Но потребность видеть вас у меня была столь велика, что я все же решился. Вам помочь?

Тут лифт остановился и со скрежетом распахнул исцарапанные двери. Рита шагнула вперед. Валентин шагнул следом и тут же потянулся к ее пакетам. Рита инстинктивно отпрянула, пытаясь спрятать пакеты за спину. Пошатнулась на высоких неудобных каблуках и едва не упала. И упала бы, не ухвати ее Валентин за плечи.

— Осторожнее, Рита! — воскликнул он, вполне искренне изображая волнение, рук он с ее плеч так и не убрал.

— Пристаете? — Она хищно прищурилась, покосившись поочередно на обе его руки.

— Упаси меня бог! Страхую! — снова воскликнул он и улыбнулся.

Теперь он уже над ней, понятное дело, издевался.

— Меня не надо страховать, вам ясно?! — вспыхнула она до корней своих огненных волос, почти сравнявшись с ними цветом. — Я достаточно взрослый человек и…

— Ваша соседка тоже была взрослым человеком, а что из всего этого вышло? — укоризненно попенял ей Валентин и силой отобрал у нее пакеты. — Отдайте же! Какая вы настырная! Уверяю, что сегодня ни в коем случае не стану вас объедать…

Он снова ей наврал. Объесть не объел, но ни от кофе не отказался, и салат съел, и целую тарелку жареной картошки убрал, словно ее и не было.

— Послушайте, почему я вас кормлю второй день? — возмутилась Рита, когда он вызвался вымыть посуду и опять-таки силой усадил ее за стол.

— Я хороший, — самонадеянно заявил Валентин, фамилия у которого оказалась Милевин. — Я хороший и желаю вам только добра.