Вчерашний скандал - Лоретта Чейз

— Будьте благоразумны, — сказала она. — Мне совесть не позволяет вернуть ее вам, если она этого не желает. Почему бы вам не попробовать подольститься к ней?

— Элспет! — заорал, незнакомец. — Выходи оттуда!

Вот его представление о лести. Ох уж эти мужчины!..

— Скотина! — прокричала Элспет. — Изменник! Бабник! Распутник!

— Распутник? Проклятие, Элспет, все, что я сделал, — это прогулялся по конюшенному двору. Ты просто смешна! Выходи оттуда, или я сам за тобой приду! — Он бросил взгляд на Оливию. — Мисс, на вашем месте я бы ее отдал или убрался с дороги. Вас это не касается.

Мужчина шагнул вперед.

И тут же сделал шаг назад, когда его схватила и повернула чья-то сильная рука.

— Даже и не думай об этом, — произнес Лайл.

— У нее моя жена!

— Пусть так. Но ты за ней не пойдешь.

Мужчина взглянул на руку на своем плече, затем в лицо Лайла. Оно было необычайно спокойным, что обычно предшествовало взрыву. Большинство людей без труда понимают это выражение.

Разъяренный муж, видимо, тоже распознал его, поскольку вместо попытки сломать Лайлу челюсть он повернулся к Оливии, окинув ее хмурым взглядом.

— Женщины!

— Я сочувствую вам, поверьте, — сказал Лайл. — Но здесь вы ничего не добьетесь. Говорят, что разлука усиливает чувства. Почему бы вам не спуститься вниз и не подождать, пока ваша спутница жизни придет в себя?

— Идиотка, — проговорил мужчина, но уже как-то равнодушно. Опасно спокойное поведение Лайла остудило его пыл.

Лайл отпустил его, и мужчина удалился, бормоча что-то насчет женщин.

Лайл провожал его взглядом, пока тот не скрылся из виду. Потом он повернулся к Оливии. Взгляд серых с серебристым блеском глаз скользнул по ее всклокоченным волосам, по муслиновой ночной рубашке и спустился к босым ногам.

Она проследила за движениями его глаз и отплатила ему тем же, медленно скользнув взглядом по его спутанным волосам, к подбитому глазу, ночной рубашке, доходившей лишь до коленей, по обнаженным мускулистым икрам и босым ступням.

И тут же подумала, что лучше бы смотрела на стену за его спиной. Она помнила ощущение жара, исходившего от его тела при соприкосновении с ним, и низ живота охватила неведомая раньше судорога.

— Даже зная тебя, мне трудно в это поверить, — произнес Лайл. — В голове крутится одно и то же. Сейчас глухая ночь. Ты подошла к двери — практически раздетая — и открыла ее незнакомым людям.

— Я не раздета, — возразила Оливия. — Но если так, тогда и ты тоже.

И, словно для того, чтобы опровергнуть ее слова, рядом со своим господином появился Николс и помог ему облачиться в роскошный халат из зеленого шелка с подкладкой темно-красного цвета.

Не спуская глаз с Оливии, Лайл рассеянно принял помощь своего камердинера и жестом отослал его. Николс исчез так же тактично, как и появился. Каким образом такой человек, как Лайл, мог удерживать этого превосходного и опытного камердинера, оставалось для Оливии такой же загадкой, как и значение тех маленьких картинок и завитушек, какие Лайл рисовал ей в письмах, чтобы проиллюстрировать тот или иной момент.

Элегантный халат, должно быть, — дело рук камердинера. Лайл не из тех мужчин, которые заботятся о собственной одежде. Оливия всегда полагала, что одевать его — занятие неблагодарное. Однако камердинер оставался с ним и вместе с ним мужественно терпел лишения в Египте.

Она ощутила укол зависти, которую быстро подавила. Что завидного в том, чтобы вести жизнь невидимки?

Тем временем, пока Бейли занималась истеричной женой незнакомца, только Оливия оставалась практически раздетой.

— Это были чрезвычайные обстоятельства, — сказала она. — Когда кто-то нуждается в помощи, нельзя тратить время на то, чтобы прилично одеться.

Она жестом указала на женщину, которая сморкалась в то, что выглядело как один из носовых платков Оливии.

— Женщина была в беде, — продолжала Оливия. — Что, по-твоему, я должна была делать?

Лайл покачал головой. Свет, льющийся из канделябра за его спиной, придавал неясный блеск его выгоревшим на солнце волосам, создавая подобие нимба над его будто ангельским лицом.

Оливия перевела взгляд ниже, чтобы удержаться от искушения запустить пальцы в его взъерошенные со сна волосы. Вместо этого она уставилась на пояс его халата, но это только напомнило ей о том, как она держалась за его талию несколькими часами ранее. Оливия не знала, куда ей смотреть.

— Я бы хотел, чтобы ты думала, — ответил Лайл.

— Нет, — возразила она. — Ты бы хотел, чтобы я тихо сидела в ожидании мужчины, который придет, чтобы подумать за меня.

— Я не настолько глуп, чтобы ждать от тебя этого, — сказал Лайл. — И считал, что ты не настолько глупа, чтобы ввязываться в супружеские перебранки. Ты что, никогда не слушаешь своего приемного отца? Разве это не одно из правил Рэтборна?

— Думаю, тебя он тоже учил правилу относительно споров с леди. — Оливия отчаянно осознавала, что его голые ноги находятся в нескольких дюймах от ее ног.

— Благодарю за напоминание, — сказал Лайл. — Ты импульсивна до безумия и всегда была такой. Спорить с тобой — пустая трата времени, особенно посреди ночи в холодном коридоре.

— На тебе же теплый халат, — заметила Оливия. — А я не чувствую холода.

Взгляд Перегрина скользнул к ее груди.

— Некоторые части твоего тела его чувствуют, — произнес Лайл. — Но ты начнешь спорить и об этом тоже, а с меня достаточно. — Он повернулся и зашагал по коридору.

Оливия некоторое время стояла, наблюдая, как он от нее уходит.

Лайл всегда уходил… или уезжал… или уплывал к своим приключениям, к своей любви — Египту. Он будет возвращаться оттуда ровно настолько, чтобы лишить ее душевного равновесия. Она только на время получит назад своего друга и союзника, но после его отъезда останется в еще большей тревоге и досаде. Она станет ждать его писем, чтобы разделить его жизнь, а он — ох, он напрочь забудет о ней, не пиши она ему постоянно, напоминая о своем существовании.

Оливия сжала кулаки и пошла за ним.

Лайл вошел в комнату, закрыл за собой дверь и прислонился к ней, закрыв глаза.

Боги! О боги! Полуобнаженная Оливия…

Стоящая в коридоре гостиницы на всеобщем обозрении. Супруг Элспет наверняка вдоволь насмотрелся на напряженные соски Оливии под этим жалким подобием ночной сорочки.

Плоть Лайла тоже восстала, как будто не растратила уже достаточно энергии на то же самое.

— Иди вниз и принеси мне стакан бренди, — приказал он Николсу. — Нет, лучше бутылку. Три бутылки.

— Я мог бы приготовить вам поссет, сэр, — предложил Николс. — Очень успокаивает после такого напряжения.