Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - Питер Акройд

Более консервативно настроенные епископы считали, что Генрих сможет стать оплотом против немецких еретических вероучений, тогда как Кранмер надеялся, что король послужит орудием реформы. Эту надежду разделял и Томас Кромвель, понимавший, что его господин теперь способен обрести как богатство, так и влияние. Был подготовлен документ под названием «Имущество, передаваемое его королевскому величеству ради приумножения и увеличения состояния для содержания великих королевских владений». Было предложено изъять большую часть земель и доходов церкви и перевести их в королевскую казну.

В начале 1535 года, таким образом, была проведена инвентаризация всего церковного имущества. Эта опись стала самой масштабной в своем роде после Книги Страшного суда, составленной в XI веке. Служащие каждого собора и каждого приходского храма, каждого монастыря и каждой больницы, каждой обители и каждой коллегиальной церкви были обязаны предоставить доступ к своим имущественным книгам и бухгалтерским ведомостям; их допрашивали под присягой о доходах от сбора десятины и от земельных наделов. Их просили отчитаться об имеющихся золотых чашах и серебряных подсвечниках. Вскоре король точно знал, какую прибыль можно ожидать от доходов церкви, постановив при этом, что десятая часть этих доходов будет отходить ему. В результате собираемые им подати многократно превышали папские за всю историю.

В тот же период Томаса Кромвеля назначили «наместником», или административным представителем в церковных делах, исключительно с целью осуществления контроля над сбором податей. Он был искушенным в финансовых вопросах церкви; именно он под начальством Уолси ассигновал деньги, изъятые у некоторых монастырей, на строительство нового Кардинальского колледжа в Оксфорде. Летом того же года на западе Англии возобновились ревизии небольших монастырей, отслеживавшие случаи мздоимства и аморального поведения среди монахов и аббатов; ревизоры облекались полномочиями дисциплинировать или отстранять непокорных священнослужителей и побуждали духовных братьев доносить друг на друга за различные прегрешения. Об одном настоятеле говорили, что у него «только шестеро детей и единственная дочь… он благодарен Господу, что никогда не путался с замужними женщинами, но лишь с самыми прекрасными девами, которых только можно было найти… Папа, учитывая его немощность, дал ему разрешение содержать блудницу». Был принят указ, запрещавший всем аббатам и монахам выходить за пределы монастырских стен. Другое постановление гласило, что все монахи младше двадцати четырех лет отстраняются от богослужения. Некоторые послушники появлялись на службе в высоких сапогах с отворотами и с атласными розетками на шляпах.

Затем проверяющие переключились на университеты, и было решено, что изучение схоластики и сочинений средневековых Отцов Церкви необходимо заменить гуманистическими дисциплинами, одобренными Эразмом и другими реформаторами. Вводились ежедневные лекции на латинском и греческом, имевшие ключевое значение для философии эпохи Возрождения. Каноническое право убрали из учебного курса. Хоть основной целью ревизий и являлся сбор денежных средств, они содействовали религиозному и образовательному обновлению.

Это время ознаменовалось множеством смертей. Монахов из Чартерхауса казнили первыми, вменив в вину нарушение Акта об измене, только что принятого парламентом. Жюри не осмеливалось вынести смертный приговор этим святым праведникам, однако Кромвель пригрозил, что они сами отправятся на плаху, если откажутся это сделать. Когда настоятель Чартерхауса Джон Хотен услышал вердикт, то в ответ изрек: «Такова кара земная». 4 мая 1535 года осужденных в монашеских рясах возвели на эшафот — впервые в английской истории священнослужители принимали смерть в своих церковных облачениях. Хотена казнили первым. Сначала священника подвесили на петле, вырвали из его груди сердце и вымазали им лицо; затем вытащили из живота кишки и сожгли прямо перед ним. Его обезглавили, а тело четвертовали. За этой казнью последовали две другие, и еще три — в следующем месяце. Многие вельможи и придворные, включая двух герцогов и одного графа, находились среди толпы. Сообщалось, что «сам король был бы не прочь взглянуть на кровавую расправу». Это было олицетворение его власти над церковью и людьми.

Жители Лондона меньше радовались экзекуциям, и многие пришли в ужас от того, что монахов казнили в их священнических рясах. Отмечалось, что со дня их казни непрерывно шел дождь. Урожай зерновых не удался — собрали лишь одну треть от обычного объема. Все сочли это знаком божественной немилости. Однако какой храбрец осмелился бы выступить против короля? Некоторые вельможи, впрочем, отправляли тайные послания в Испанию с целью подстрекательства к вторжению; говорили, что король потерял сердца всех своих подданных.

В памятной книге, принадлежавшей Томасу Кромвелю, содержатся следующие заметки:

1. Известить короля о судебном распоряжении в отношении господина Фишера.

2. Узнать его волю касательно господина Мора.

Фишер был и в самом деле предан суду в середине июня, обвиненный в государственной измене за слова «король, наш суверенный повелитель, не есть верховный глава английской церкви на земле». Злому року не смогло помешать даже решение папы даровать Фишеру красную кардинальскую шапку. Генрих воспринял это как явное вмешательство в дела Англии и пообещал, что голова слетит с его плеч еще до тех пор, пока на нее успеют надеть шапку. Шапка успела доехать лишь до Кале.

Жюри из двенадцати свободных землевладельцев приговорило состарившегося клирика к смерти изменника, по образцу казненных монахов, однако верный своему слову Генрих заменил экзекуцию простым обезглавливанием. Пять дней спустя, 22 июня 1535 года, Фишера возвели на эшафот; изможденный и больной, он был слишком слаб, чтобы самостоятельно пройти путь до места казни на Тауэр-Хилл, поэтому его несли на стуле. Перед самой казнью он обратился к толпе с просьбой помолиться за него. «Я прошу Всемогущего Господа, — сказал он, — в его бесконечной благости, спасти короля и это королевство…» Его голова слетела с плахи от одного удара, и собравшиеся изумились, что столько крови хлынуло из столь исхудалого тела.

Через день после казни король посетил театрализованное представление, направленное на обличение папы римского и основанное на Откровении Иоанна Богослова. Подобные зрелища и лицедейства набирали популярность. Императорский посол отметил, что король сидел уединенно, «однако был настолько доволен образом собственного персонажа на сцене, отрубающего головы священникам, что, дабы вдоволь посмеяться и дать возможность зрителям позабавиться, он обнаружил свое присутствие».

Вслед за Джоном Фишером на эшафот отправился и Томас Мор. Через четыре дня после смерти Фишера была учреждена специальная комиссия для рассмотрения его дела. С самого момента заключения Мора в Тауэре Кромвель обманывал и запугивал его в надежде, что он изменит свою позицию. Кромвель даже намекнул, что упрямство Мора, послужив плохим примером, стало одной из причин низвержения монахов из Чартерхауса. На этом терпение Мора лопнуло. «Я никому не делаю ничего дурного, — ответил он, — я не говорю дурного, не помышляю дурного, а желаю лишь только блага. И если этого недостаточно, чтобы сохранить человеку жизнь, то по доброй воле я не желаю больше жить».