Тюдоры. От Генриха VIII до Елизаветы I - Питер Акройд

Судебный процесс проходил в Вестминстер-Холле, где Мор держался с достоинством и остроумием. Однако в вердикте не сомневались ни на минуту. Мора обвинили в измене и через пять дней отправили на Тауэр-Хилл, где его уже ждал топор. Его последними словами была шутка в адрес палача. «В этот день ты мне окажешь, — сказал он ему, — величайшую услугу, которую только может оказать любой смертный человек. Соберись же с духом, друг мой, и не бойся исполнить свой долг. Моя шея коротка; будь же внимателен, не промахнись, нанося удар, дабы не замарать честь свою».

Екатерина Арагонская, наблюдая за уничтожением тех, кого считала святыми, отправила срочное письмо папе с сообщением, гласившим, что «если в кратчайшее время не предпринять меры, то конца-краю не будет погубленным душам и преданным мученической смерти святым. Сильные духом будут тверды и примут страдания. Слабые духом покорятся, если не найдут никого, кто протянет им руку помощи». Однако помощи было ждать неоткуда. Католические страны Европы восприняли казнь Мора и Фишера, а также монахов из Чартерхауса как акт варварства, видимо забыв, к каким жестоким мерам прибегали их христианские правители для расправы над еретиками. В Англии не существовало святой инквизиции.

В поиске союзников было целесообразным достичь определенных соглашений с протестантскими властителями Германии. В сообщении курфюрсту Саксонии, например, Генрих восхвалял его «в наивысшей степени благонравный ум» и заявлял, что две страны, «объединившись, станут многократно сильнее и смогут противостоять своим недругам». Надеялись, что король, возможно, согласится подписать лютеранский Символ веры, известный как Аугсбургское исповедание, составленный за пять лет до этого немецкими князьями. Все намерения оказались тщетными.

Масштаб проверок небольших монастырей расширили в 1535 году. Прежде внимание ревизоров ограничивалось лишь западными областями Англии; завершив работу там, они переместились на восток и на юго-восток, прежде чем отправиться на север в начале 1536 года. Спешность этих инспекций не предвещала их надежности. И все же ревизоры неустанно засыпали настоятелей, аббатов, монахов и их слуг вопросами и подвергали проверкам: «Должным ли образом проводится богослужение, денно и нощно, в урочные часы? А сколько человек посещает службу и кто часто отсутствует? Встречаются ли монахи с женщинами, в монастыре ли или же в его окрестностях? Есть ли какие потайные двери, через которые женщины могут проникнуть на монастырскую территорию? Есть ли послушники, которые возлежат с этими женщинами? А есть ли кто из духовной братии, кто отказывается встать на путь истинный? Всегда ли вы носите ваши церковные одеяния и не снимаете их, кроме как отходя ко сну?»

Всего было восемьдесят шесть вопросов. Одного из настоятелей обвинили в апологетике измены и заставили пасть на колени и раскаяться. Аббат из Фаунтейнс содержал шесть блудниц. Аббат из Бэттл был охарактеризован Кромвелем как «самый истый сквернавец, остолоп и межеумок, и отъявленнейший каналья, каких я видал на свете». Сквернавец значило негодяй; остолопом называли глупца; межеумок обозначало дурака. А отъявленного каналью можно описать как сущего мерзавца. Каноников Лестерского аббатства обвинили в мужеложстве. Приор ордена крестовых братьев был найден в постели с женщиной, в пятницу, в одиннадцать утра. Аббата Уэст-Лэнгдон описывали как «самого закоснелого пьяницу и прощелыгу, который только жил на свете». Один из ревизоров, Ричард Лейтон, отчитывался Кромвелю о том, как пришел в дом аббата. «Я долго стучался в его дверь; однако никто не отзывался, окромя маленькой собачки аббата, что по ту сторону двери была привязана и громко лаяла. Возле двери стоял небольшой топор, которым я вышиб дверь аббата, отчего та разлетелась вдребезги… и вот я отправился осматривать дом с топором в руках, поскольку аббат этот — опасный и отчаянный мерзавец, да еще и дюжий малый».

Ревизоры зафиксировали количество святилищ и реликвий, которые попадались им в ходе проверок; они перечислили их под заголовком «предрассудки» (superstitio) — знак того направления, в котором двигались Кромвель и его помощники. В аббатстве Бери-Сент-Эдмундс, к примеру, они нашли один из камней, которым был убит святой Стефан, и один из углей, на которых был поджарен святой Лаврентий. Там же они обнаружили череп святой Петрониллы, который люди прикладывали к голове, чтобы исцелиться от лихорадки. Монастыри, таким образом, стали восприниматься как рассадники папизма. Говорили, что в каком-то смысле монахи составляют запасную армию Рима. Томас Кромвель называл их «папскими шпионами». Если никаких свидетельств прегрешений не обнаруживалось, ревизоры просто делали заключение, что монахи состоят в тайном заговоре молчания. При должном усердии грехи всегда найдутся.

Парламент, сформированный семью годами ранее, был созван в феврале 1536 года на свою последнюю сессию. С тех пор он стал известен как Реформаторский парламент, оказавшийся, возможно, самым важным во всей истории Англии. Король пришел в палату лордов с «декларацией» о состоянии монастырей, основанной, без сомнения, на различных отчетах ревизоров. Хью Латимер, назначенный епископом Вустерским годом ранее, присутствовал на заседании и отмечал, что «когда гнусные бесчинства священнослужителей впервые озвучили в зале парламента, то их размах и чудовищность вынуждали покончить с этим раз и навсегда». Некоторые, возможно, заявили о своем несогласии. Согласно одному из отчетов, король призвал членов палаты общин к королевскому балкону: «Я слышал, что мой законопроект не хотят принимать, но я заставлю палату его принять, или же некоторым из вас не видать своей головы».

Акт о роспуске монастырей в самом деле был принят. Согласно документу, все монастыри с ежегодным доходом менее 200 фунтов стерлингов подлежали ликвидации. Это была крупная сумма денег, и теоретически закрыться были должны 419 монастырей; аббаты составили петиции для исключения из этого правила, и 176 монастырям даровали право на отсрочку исполнения решения. Очевидно, что Кромвель и его помощники получали взятки в виде денежных вознаграждений или других подарков. И все же этот процесс нельзя было назвать общим роспуском монастырей. Крупные монастыри не тронули, и монахам из небольших обителей разрешили в них перейти. Прежнее благоденствие царило в «великих и законопослушных монастырях, где (слава Господу!) религия должным образом охранялась и блюлась». Сложно поверить, впрочем, что религиозность начиналась лишь с 200 фунтов стерлингов в год.

Как следствие, протесты были немногочисленны и хаотичны. Можно подумать, что план Кромвеля заключался в медленном и осторожном движении с устранением одного препятствия за другим. Вероятнее всего, однако, что король и его главный министр пытались найти дорогу в незнакомой местности; они еще сами до конца не знали своей конечной цели и меняли курс по мере продвижения. Тем временем высшее духовенство на конвокации формулировало принципы новой веры под верховенством короля. Императорский посол отмечал, что «они не признают ни чистилища, ни соблюдения Великого поста или других постов, ни дней почитания святых или поклонения образам, что есть кратчайший путь к разграблению церкви святого Томаса Кентерберийского и других мест, почитаемых паломниками в этом королевстве». В своем заключении посол был совершенно прав. Решение конвокации, в сущности, скорее основывалось на соображениях практического и финансового характера, нежели догматических и доктринальных предпосылках.