Ковчег царя Айя. Роман-хроника - Валерий Воронин

Насколько я теперь понимаю, я обрела реликвию, которая на самом деле принадлежала моему роду. Обрела таким необычным путем. Теперь оставалось поставить знак равенства между золотым стержнем и сокровищами, которые я безуспешно разыскивала в Крыму, и связать все это с кармой моего рода, в которую ты, Кирилл, к сожалению, не веришь. И добавить мой сон из детства с медным обручем, с коего я безуспешно слизывала грязь.

– Теперь понятно, зачем ты взяла на Айя золотой стержень, – сказал Руданский. – Только не могу взять в толк, что ты с ним собираешься делать во Вратах? Если даже найдешь сокровища, о которых мечтала. Или, быть может, ты с помощью этого стержня и собираешься их разыскать?

– Почти, – уклончиво ответила Алла, – мне кажется, он может там сыграть очень важную роль, – и добавила, – для нас двоих.

Прошло больше месяца с того дня, когда Кудеяр со своим подельником выследили и захватили чету пройдох, прибывших в Балаклаву на торговом корабле. Поскольку дело разбойники провернули весьма успешно, то теперь ларь с драгоценными камнями находился в их логове на мысе Айя, в одной из скрытой от постороннего взгляда пещере. В другой пещере, расположенной поблизости от схрона, томились и сами герои, Вильям и Джейн. Они, как полагается узникам, сидели на привязи, и теперь их дальнейшая судьба полностью зависела от воли Кудеяра.

Однако атаман, пожалевший в первый момент чужестранцев, нынче пребывал в нерешительности, не представляя, как поступить с невольниками. С одной стороны, лишние рты ему явно были не нужны. К тому же изнеженные европейцы не протянули бы долго в тех условиях, в которых их содержали разбойники. Оставалось одно из двух: либо убить, либо отпустить.

Но во всяком случае они получали возможность рассказать о случившемся турецким властям, пообещав половину содержимого ларя, если те вернут сокровище. В таком случае уже Кудеяр и Корень могут подвергнуться смертельной опасности. Оставалось одно – убить. Но рука у атамана не поднималась. Вначале главной причиной было элементарное чувство сострадания к двум любящим друг друга людям, так неосторожно попавшимся двум прожженным грабителям. Но потом…

Потом суеверный страх все больше и больше накатывал на Кудеяра, и он просто не смел поднять руку на чужестранцев. Причина, мешавшая ему исполнить то, что он проделывал с легкостью сотни раз, таилась в самом ларе. Когда Кудеяр и Василий Корень открыли его, то чуть было не лишились рассудка. Никогда в жизни они не видели таких несметных богатств! Кудеяр даже подумал, что теперь за счет этого добра можно снарядить целую армию. А потом, например, пойти в Россию, где его помнят как благородного разбойника, и поднять матушку-Русь против Ивана Грозного. Тот ведь никак не ожидает удара со стороны Кудеяра и наверняка не будет готов противостоять безудержному натиску атамана…

Но уже через несколько дней после захвата чужестранцев случилась первая неприятность, напрямую связанная с сокровищами. Василий Корень отнес старику-татарину в знак благодарности за помощь добрую горсть драгоценных камней. Для того это было целое состояние! Понятно, что старик необычайно обрадовался. Но сутки спустя в его доме неожиданно случился страшный пожар, который унес жизнь его любимой дочери Фатимы. Татарин не выдержал горя и сошел с ума, а потом долго еще видели несчастного отца, разыскивающего на улицах Балаклавы свою дочь.

В эти же дни Кудеяр и Корень спустились на побережье Ласпинской бухты. Здесь проживал один надежный человек, коему разбойники изрядно задолжали за мелкие услуги, которые тот оказывал им на протяжении длительного времени. Теперь разбойники вернули долг сполна. Но не прошло и двух дней, как злые люди напали на этого человека и вырезали всю его семью.

Смутная тревога охватила атамана. Но разбойники не могли не пустить сокровища в дело, и потому Кудеяр и Корень сошлись с перекупщиками краденного недалеко от Чоргуня. И здесь на них, чего ранее никогда не случалось, напали лихие люди! Разбойники едва сумели отбиться и ушли в горы. Василий Корень был ранен и с огромным трудом один добрался до мыса Айя. Теперь уже сам Кудеяр сбывал драгоценности. Но сколько бы раз он ни пытался поменять камни на пищу, необходимую им для проживания, все его попытки оказывались безуспешными.

И вот тогда атаман впервые подумал о необычных свойствах содержания ларя. Уж не заговоренные ли те самые камушки?

С этим вопросом Кудеяр подступил к Вильяму. Но тот долгое время хранил молчание, не желая открывать разбойнику тайны ларя. И вот однажды не выдержал и сознался, что камни и впрямь заговоренные. Кем и когда – неизвестно. Вильям знал только, что его бывший хозяин, Юрген фон Эберлайнен, утверждал: беда ждет того, кому они попадут. Кудеяр хотел возражать, мол, сам же хозяин Вильяма прожил долгую и, скорее всего, счастливую жизнь. «Впрочем, – подумал он, – заговор на него мог и не действовать, коли он законный владелец сокровищ».

Вот именно сейчас случай с самим Вильямом и его подружкой, а теперь уже и с Кудеяром ясно показывал – правду барон говорил. Теперь становилось ясно, почему он хотел на веки вечные спрятать сокровища в одном из схронов, дабы никто и никогда их не нашел. И если бы не алчность бывшего управляющего…

Кудеяр еще долгое время находился под впечатлением от разговора с Вильямом. Даже подумал: «А не дан ли ему самому этот ларь как Божье наказание за годы разбойничьей жизни? И, быть может, Господь таким необычным путем пытается остановить Кудеяра, не позволяя дальше творить на земле зло?». Душа его была в явном смущении, но еще понадобился не один день, чтобы атаман полностью осознал порочность многих своих поступков.

Однажды, когда уже не осталось у разбойников ни ломтика лепешки, Кудеяр набрел на тихое, уединенное место, что покоилось под теплым весенним солнышком рядом с поляной, усеянном маргаритками. Он молча опустился на колени и стал каяться перед Господом, вспоминая всю свою непутевую жизнь. Вспомнил он все свои злодеяния и всех загубленных им людей, все, что накопилось за долгие годы…

На следующий день Кудеяр вновь пришел на это же место и вновь упал на колени и горячо просил у Господа прощение за свои прегрешения; так поступил он на следующий день и еще… Теперь его жизнь заключалась только в одном – искреннем, полном раскаянии в совершенных грехах. Однажды, вернувшись в пещеру после очередного покаяния, Кудеяр подошел к ларю и рывком открыл его крышку, затем запустил руки в массу драгоценных камней, стараясь проникнуть как можно глубже. Самоцветы кололи, резали пальцы своими острыми краями и…

Кудеяр почувствовал, как он ненавидит этот ларь и каждый его камушек. Ненавидит так, словно перед ним не драгоценности, а огромный клубок ядовитых гадюк, шипящих и жалящих своими ядовитыми зубами. Впервые в жизни он испытал такое отвращение к богатству, которое даже нельзя было счесть. Выдержав и брезгливо отряхнув, как от грязи, руки, Кудеяр закрыл крышку ларя и защелкнул щеколду.

Вскоре заболела Джейн. Женщина не вынесла тех условий, в которых их содержали разбойники. Кудеяр сам делал ей отвары из трав, сам же поил, но состояние иноземной пленницы становилось все хуже и хуже. Вильям, видя страдания любимой женщины и понимая, что не в силах ей помочь, уткнулся головой в дальний угол пещеры и плакал, время от времени вытирая рукой соленые слезы.