Седьмой воин - Алим Тыналин

– Я мертв с тех пор, как семью потерял. А после Кармыса и Сасыкбая и вовсе жить не охота.

Поглядели друг другу в глаза, помолчали. Кивнул Заки, опустил взгляд, задумался. Лоб наморщил.

– Твоя вера в меня похвальна. Однако всяко бывает. Если я завтра помру, а ты жив-здоров будешь, отдай это письмо советнику хакима Чача Макуд-беку.

И вынул письмо обратно на столик.

– Хорошо, – согласился Ерофей. – А ежели ты уцелеешь, отдай шкатулку дочери купца Рузи.

– Договорились, – кивнул Заки. – Открой шкатулку, дай взглянуть, чего там.

– Зачем? – удивился Ерофей, – Какая тебе разница?

– А затем, северянин. Мало ли что внутри. Вдруг мне за нее кожу сдерут. Не боись, я тебе письмо тоже дам почитать.

Пожал плечами Ерофей. Повертел шкатулку. Внутри гремели и перекатывались камешки. Драгоценные, видать. Недаром их купец полжизни собирал.

Ключа не было. Вытащил московит кинжал, повертел в замке. Хрустнул металлом, взломал. Поднял крышечку.

И в самом деле, камешки драгоценные, золотые серьги да колечки. Полна шкатулка. Немалое богатство.

– Ого, – Заки потрогал камешки. – Твой купец богатый человек был. А это что за письма?

На дне, под богатствами, лежали бумаги. Достал их Ерофей, перебрал. Пробормотал:

– Видать, переписка по торговым делам. Письмо от банковского дома Сальвиати из Венеции, донесение от помощника из Герата на незнамом языке, записка от новгородского купца. А это что? Письмо от окольничего Лихноводова! Откуда оно здесь?

Развернул бумагу, прочитал. Не поверил тому, что написано. Отставил в сторону, протер глаза. Снова прочел.

В груди сперло, дышать невозможно стало. Захрипел Ерофей. Буквы расплывались перед глазами.

– Ты чего, северянин? – спросил Заки. – Что там, в письме?

Посмотрел на него Ерофей, как впервые увидел. Схватил за ворот, встряхнул. Закричал, что есть силы:

– Сын мой жив! Жив остался! В Москве меня ждет.

Когда Ерофей вышел от Заки, не сразу понял, где очутился.

Утро настало. Солнце еще не показалось. Только небо на краю степи посветлело.

Аул уже начал просыпаться. Около кибитки напротив две женщины развели костер, готовили завтрак.

Мимо прошла старуха с торбой на спине.

Тряхнул Ерофей головой, опомнился. Пошел к солнцу, ибо на месте не устоял.

Жив остался сынишка, жив Саввушка. А ведь как истово сокрушался Лихноводов, как убивался. Уверял, пес шелудивый, в смерти мальчонки. И ведь проведать нельзя было, упокоенных от мора не разрешают смотреть.

Остановился Ерофей. Потому как на Серке наткнулся.

– Ты куда подевался? – спросил батыр. Под глазами темень, скулы заострились, усы опустились. Опять не спал. – Мы хотим откочевать по течению реки. Скот пустить в одну сторону, самим в другую уйти. Тут уже не до овец, людей бы спасти.

– Сын у меня отыскался, – ответил Ерофей. Обнял батыра, снял с него шлем, поворошил волосы. – Понимаешь, Серке, сын! Он в царстве Московском остался. Выжил, оказывается!

Серке открыл рот.

– Вот оно как складывается. Поздравляю, Ереке! Тебе теперь помирать никак нельзя, получается?!

– Ну конечно. И это, не надо никуда убегать. У меня пороха навалом осталось. Устроим супостату хлопушки гибельные, я знаю, как надо делать. А еще огненную западню соорудим. Разом всех положим.

Заморгал Серке усиленно, вдумывался в слова услышанные. А как сообразил, заулыбался. Кончики усов вверх пошли.

– А ведь и вправду, дело говоришь, Ереке. Может сработать. Что ж ты раньше молчал, тихоня?

– Раньше у меня сына не было. А сейчас опять появился.

Потащил Серке московита за собой, пороховые шумихи делать. Шел Ерофей по аулу, да с Марфой говорил потихоньку. Только губы шевелились.

"Ты уж прости меня, голубушка. Не скоро теперь увидимся. Поеду я скоро на сторону родимую, сына забирать".

И улыбался тонко-тонко. Совсем забыл, как сие делается.

В кибитке, где ночевал, принялся за изготовление пламенных забав. Серке под ногами путался, поэтому отправил батыра куда подальше. Насыпал пороху положенной меры, камешки да гвозди приготовил. Уложил потихоньку в глиняные горшки, принесенные старушкой.

– Когда вернешь-то посудины? – поинтересовалась бабка. – После драки вашей?

Посмотрел на нее Ерофей, вздохнул прегрустно, постарался сдержать улыбку.

– Да, – и кивнул. – После боя приходи.

– Вот еще, – проворчала старушка, уходя. – Тебе надо, ты и приноси обратно. И смотри, не забудь. Я за посуду купцу целого ягненка отдала.

Закупорил горшки накрепко, только запальные веревы оставил. В масле жгуты извалял, должны теперь тлеть неугасимо. Вышел из кибитки с охапкой метательных бомб.

Постонал чуток, легонько так. Все-таки ребра и спина болели жестокосердно. Ногу подволакивал. Голова гудела.

Неподалеку Серке с приятелями сидели. Разложили оружие и доспехи. Готовились.

Подошел к ним Ерофей. Выложил горшки на траву. Пять снарядов зажигательных получилось.

Осмотрели соратники хлопушки. Только Тауман в стороне остался. Обгладывал кость баранью.

– Эти штуки и впрямь кучу врагов положат? – усомнился Атымтай. – Больно маленькие.

– Если удачно попадут, нам вообще работы не останется, – заверил Заки. – Я их видел в деле, в Стамбуле. Хорошую штуку придумал, Ереке. Чего это я и сам забыл о бомбах?

– Тут в другом затруднение, – ответил Ерофей. – Как их послать неприятелю? Обычно для этого бомбарды наличествуют. Или катапульты.

– Тауман забросит, – решил Серке. – Ну-ка, пойдем, дружище. Посмотрим, докуда достанешь.

Оторвал недовольно заворчавшего великана от трапезы, повел камни кидать. Ерофей с ними.

Вышли за ограду.

– Вон там и там заросли возвели, видите? – ткнул пальцем батыр. – Широким кольцом уложили. Кусты, щепы, трут. Бараний жир добавили. Стрелами поджигать будем.

Кивнул Ерофей.

– Добро.

Тауман поднял булыжник, весом равный горшку с порохом. С ревом швырнул в степь.

Вышло неплохо. Как раз в центре огненной засады.

– Подходяще, – опять согласился московит.

Вернулись к товарищам. Тауман вперед убежал, яства успеть доесть. Когда подошли, Серке заметил:

– Тауман, ты бы оружие почистил, что ли. Одно на уме, как бы пожрать.

Великан отмахнулся.

Рядом стоял Ултарак, покачал головой. Наклонился, принюхался.