Владимир Набоков, отец Владимира Набокова - Григорий Аросев

Ольга Петкевич так и не интегрировалась в чешскую среду: язык, в отличие от сестры Елены, знала скверно, знакомых почти не было, немногочисленные родственники навещали ее нечасто и без энтузиазма, хотя внук Владимир с мамой и отчимом жили на соседней улице. Анастасия Копршивова приводит слова Владимира, сказанные на одной из публичных встреч в Праге: «В быту бабушка была абсолютно неприспособленной, никогда сама не готовила. Однажды, когда осталась со мной, еще ребенком, одна, не могла даже подогреть приготовленную еду, чтобы накормить меня. Она была довольно странной, отличалась от других женщин»[44].

Еще в 1920-х годах Елене Ивановне Набоковой власти выделили небольшую квартиру (впрочем, «выделили» – лишь предположение, но иных версий, на каких условиях они получили жилье, нет) в доме номер восемь по улице Коулова, это район «Прага 6». Рядом – пражская «сталинская» башня, отель International. (Ранее гостиница называлась «Дружба»; ее строительство курировал зять Клемента Готвальда по фамилии Чепичка, никакого восторга у горожан здание никогда не вызывало, его называли то «мечтой безумного кондитера», то «бараком Чепички»). Поначалу они жили в квартирке втроем – с мамой Еленой Ивановной и Евгенией Гофельд, позже – с Гофельд и Ростиком, а потом, когда умерли двое последних (Евгения Константиновна – в 1957-м), Ольга осталась одна. В середине января 1977 года она перенесла инсульт, ее парализовало. Ольга Петкевич умерла 7 мая 1978 года.

«А я хочу стихов, звуков, прохлады и простора…». Судьба Елены

Елена Сикорская, дочь Владимира Дмитриевича и сестра Владимира Владимировича Набоковых, прожила долгую жизнь, 94 года, дата ее ухода – 9 мая 2000 года. Родившаяся при Николае Втором, Франце-Иосифе Первом и канцлере фон Бюлове, Сикорская дожила до времен Владимира Путина, Вацлава Гавела и Герхарда Шредера. Елена пережила всех своих дядьев и теток, братьев, сестер, мужа и даже некоторых племянников-племянниц, но, к счастью, не своего сына Владимира, который на момент сочинения этой книги еще здравствует (он родился в 1939 году).

Елена Владимировна Набокова родилась 18 (31) марта 1906 года. Эту дату мы приводим по ее собственному признанию, хотя у набоковеда Дитера Циммера значится 1 марта – не исключено, что это ошибка.

Главное, что поражает, когда начинаешь знакомиться с жизнью Елены Владимировны Сикорской, – ее преданность семье, которая, однако, не носила характер самоотречения и самопожертвования. Сикорская, оставаясь высокообразованным человеком (знала, кроме русского, еще четыре языка: английский, немецкий, французский и чешский, хотя последний, уехав из Праги, почти забыла), всю жизнь работала – вначале, в Чехословакии, библиотекарем в Славянской библиотеке, затем переводчицей, далее, уехав в Женеву и получив работу при ООН, снова в библиотеке. Но, вопреки всему, что ей довелось пережить, скитаниям и переездам, она ни на секунду не забывала о том, кто она и откуда. Даже с учетом того, что доступно некоторое количество интервью с Сикорской, главный документ о ней – книга Владимира Набокова «Переписка с сестрой», изданная знаменитым Ardis Publishers в США в 1985 году.

Ценно и интересно в переписке Набокова и Сикорской почти все, но автору этой книги субъективно кажется, что главное тут – осознание двух вещей, которое появляется по прочтении (а на самом деле – еще в процессе). Первая: брат и сестра не то чтобы считали друг друга главными людьми во всем мире, нет, у каждого были семьи, дети, друзья и в целом у каждого была своя жизнь. Но не остается сомнений, что они были друг для друга единственными. Грань «главности» и «единственности» очень тонкая, но она есть. Дети вырастают и отделяются навсегда, жены-мужья так или иначе уходят, друзья – вообще категория ненадежная. А вот когда у людей такая (подходящего прилагательного не подобрать для нее) связь, как у Набокова и Сикорской, это навсегда, и таких людей не может быть много – хорошо, если есть хотя бы один. Чаще всего нет ни одного.

Они сами, Набоков и Сикорская, это ровно так же и формулировали. «Мы с тобой последние хранители, последние два сосуда общего прошлого», – писал Набоков в «Переписке с сестрой» в 1945-м. «Я иногда думаю, что у нас с тобой общая на две половинки разрезанная душа», – писала Сикорская год спустя. «Мне не удалось встретить в жизни человека, который мог бы так перекликаться со мной, как ты», – она же в 1951-м. «Вы мне совершенно необходимы, я никогда не думала, что наша встреча так перевернет всю мою жизнь!» – снова Сикорская, кратко описывая свои впечатления от свидания с братом (и его семьей) после 23-летней разлуки.

Это удивительно, симптоматично и одновременно грустно: при том, что и сестра Ольга, и брат Кирилл, в отличие от брата Сергея, войну «благополучно» пережили (ставим это слово в кавычки, так как никаким благополучием, разумеется, не пахло, но и очевидных последствий ни для кого из них не было), они возникают в эпистолярных разговорах Владимира и Елены крайне редко и удивительно мимоходом. В первом же письме Набокову, отправленном в 1945 году, после длиннейшего военного перерыва, Сикорская подробно пишет о себе, задает брату миллион вопросов и признается ему в любви, вспоминает родителей, а далее пишет: «Ольга все такая же». И еще через два предложения: «Кирилла мы видели в прошлом году. Он совершенно такой же, как был. И выглядит он как 18-летний мальчик» (тогда Кириллу было 33 года). Да, переписка опубликована с купюрами, и ровно после этой фразы стоит отточие, знаменующее пропуск текста, но даже если там подробно говорится о Кирилле, все равно дальше ни Ольга, ни Кирилл почти не возникают в письмах Сикорской и Набокова.

Особенно это бросается в глаза при постоянном упоминании, пусть и кратком, сына Ольги – Ростика, а также если помнить, что Владимир был крестным Кирилла… Но если с Кириллом отношения были очевидно нейтральные с переходом в хорошие (когда В. В. Набоков вернулся в Европу, он и Кирилл и переписывались, и встречались – до скоропостижной смерти последнего), то отношения с Ольгой долгие годы оставались, как мы помним, откровенно плохими. Как раз из этой переписки и можно узнать, что Набоков без малейшего желания помогал Ольге материально, а Сикорская охарактеризовала сестру так: «бедная, полубезумная», а ее жизнь – «грустной нищенской». Ну а о погибшем Сергее Набоков и Сикорская вспоминали с большой болью и сожалением, но и тут возникает вопрос: достаточно ли они выражали (и выражали ли вообще) свои чувства в его адрес, пока он был жив?

(Обозначим в скобках вторую важную вещь, которую понимаешь после прочтения переписки Набокова и Сикорской, – она относится скорее к личности писателя, поэтому очень коротко. В интервью, эссе и переписках с другими людьми (даже с женой!) В. В. Набоков часто предстает сварливым снобом, надменным брюзгой, который терпеть не может людей, большинство коллег по жанру не ставит ни в грош и вообще считает себя пупом земли. Такое ощущение, несомненно, обоснованно (Набоков, чего скрывать, таким и был), но послания к Сикорской писаны как будто совсем другим человеком: любящим, сердечным, скучающим, терпеливым и добрым. Только на 63-й странице книги и бог знает на каком году переписки «проявляется» фирменный Набоков, который указующе пишет сестре, напомним, очень образованной женщине: «Сартра не читай – модный вздор, уже забытый, а Miller (скорее всего, речь идет о Генри Миллере. – Г. А.) – бездарная похабщина».)