Владимир Набоков, отец Владимира Набокова - Григорий Аросев

Владимир Набоков во всех своих многочисленных мемуарах ни разу не писал про Оню, и есть только пара упоминаний о ней в книге Брайана Бойда «Владимир Набоков. Русские годы»[38] – там говорится, что Оня была очень милым ребенком и подарила Володе какой-то браслет. В «Багаже» Николая Набокова, ее брата, об Оне написано чуть больше, но тоже без каких-либо подробностей. Оня Набокова, родившаяся в мае 1899 года, всего через пару недель после Владимира, в 1920-м вышла замуж за Виктора Фазольта, военного из Тюрингии. Свадебное торжество состоялось в Берлине, и на сохранившемся групповом фото, которое публикует тот же Дитер Циммер, различимы и Елена Ивановна, и Владимир, и Сергей (эту фотографию, конечно, нельзя считать его полноценным портретом).

Сергей приехал в Берлин, и Оня, незадолго до того разошедшаяся с Виктором, приняла его в своем доме на Принцрегентштрассе 10, где жила вдвоем с 16-летней дочерью Мариной (20-летний сын Николаус был на войне). Там Сергей жил первое время, пока не переехал в меблированную комнату. Знание языков пришло ему на помощь: уже в конце января 1942 года он устроился (по другим данным – его целенаправленно завербовали) переводчиком в одно из подразделений немецких тайных служб, которое в просторечии именовалось «Винéта» и относилось к министерству пропаганды (но пока не дочитаете историю Сергея до конца, не спешите его осуждать).

Сергей Набоков был принят в группу, которая занималась радиопередачами на русском и украинском языках. Вряд ли он сам занимался написанием нацистских пропагандистских текстов – для этого «Винета» нанимала сотрудников, у которых немецкий был родным языком. Скорее всего, Набоков переводил эти тексты на русский.

При этом по прибытии в Берлин Сергей Набоков получил мрачный и неприятный привет из прошлого: приехав в столицу, он был вынужден зарегистрироваться в специальном ведомстве для русских эмигрантов. Его сотрудники занимались регистрацией всех приходящих, отдельно фиксировали евреев и, конечно, в том или ином виде следили за теми, кто попал в их поле зрения. И все бы ничего, но там работали Петр Шабельский-Борк и Сергей Таборицкий, убийцы Владимира Дмитриевича Набокова. Нет свидетельств, виделся ли Сергей Набоков с ними лично, но это более чем вероятно – сотрудников в ведомстве было не очень много. И как раз присутствие Шабельского-Борка и Таборицкого на важных постах и подтолкнуло Владимира Набокова – младшего к скорейшему отъезду из Германии, еще до начала войны.

KriPo следила за Сергеем – он же был, по их документам, «гражданином России». России, где не был уже больше 20 лет. Гомосексуальность и «гражданство» (берем это слово в кавычки, так как, конечно, прежний паспорт Набокова на тот момент давно уже был недействительным) враждебного государства – сейчас может показаться, что Сергей был обречен. Но сохранившиеся донесения и отчеты вплоть до конца 1943 года фиксируют, что в поведении Сергея не было ничего подозрительного, хотя он и находился под постоянным наблюдением, чему его место работы только способствовало. Важно и то, что в «Винете» переводчиков было много, они были родом из разных стран, и наблюдение за ними было важной частью работы гестапо.

В конце октября Сергей даже получил разрешение и съездил к своей сестре Елене Сикорской в Прагу (их мать к тому моменту уже ушла из жизни). Позднее Елена рассказала в письме Владимиру, что Сергея приглашали преподавать в Прагу английский язык, и он очень хотел этого, мечтал переехать в Прагу, так как ненавидел тогдашние Берлин и в целом Германию и до сих пор еще не оправился от горя из-за разлуки с Германом Тиме. Но переезд не удалось организовать.

Отношение Елены к гомосексуальности Сергея было также далеким от принятия, но она как женщина вела себя мягче и деликатнее, понимая, что их брат особый человек не просто по предпочтениям, но еще и по мужеству и внутренней отваге. «Когда он тут был, он мне показался таким не от мира сего, словно на нем лежала печать его трагического конца», – писала в 1945 году Сикорская Владимиру Набокову о встрече с Сергеем в Праге.

Все изменилось 15 декабря 1943 года. Сохранился отчет об аресте Сергея Набокова, датированный этим днем. Вплоть до начала весны следующего года Сергей оставался в Берлине, его лишь переводили из одного места содержания в другое. И наконец в апреле его «на неопределенный срок» выслали в концлагерь Нойенгамме, где присвоили номер: 28631.

Причиной, из-за которой Сергея повторно арестовали, на сей раз стало нечто иное. KriPo не исключала, что Набоков может вновь вернуться к своим «аморальным преступлениям», однако Сергей действительно тосковал без Германа и не мог его забыть, что для собственной безопасности было очень хорошо. Гестапо тем не менее нашло к чему придраться: речь зашла о «высказываниях, враждебных государству» (staatsfeindliche Äußerungen). За неясной формулировкой крылась ловушка, в которую можно было бы подтолкнуть любого человека сомнительной благонадежности. В случае Сергея конкретики нет, однако некоторые знакомые и родственники говорили, что Сергей пытался помочь солдату британских ВВС, который был сбит над территорией Германии, и что Набокова арестовали в том числе по подозрению в сотрудничестве с британской разведкой. Полностью исключать этого нельзя, однако и верить тоже не стоит: во-первых, эта история ничем, кроме слов, не подтверждается, а во-вторых, вряд ли бы с предполагаемым шпионом так долго возились. Чуть больше доверия к словам Марины Ледковской, дочери Софьи Фазольт. Впоследствии она рассказывала, что Сергей на некоей публичной вечеринке (хотя что это была за вечеринка в военном Берлине? Возможно, просто встреча знакомых) вслух и под влиянием алкоголя заявил, что признает только европейскую литературу, но не немецкую, а европейская культура выше немецкой. Его брат, писатель Владимир Набоков, в письме сестре Елене Сикорской рассказывал, что получил некие «добавочные» сведения (от кого – неясно) о высказываниях Сергея в Берлине. Тот якобы говорил, что «немцы никогда не сломят англичан и французов». Если так и было, то удивляться доносу в гестапо не стоит, но повторим, что это не более чем слова, без малейших подкреплений. Более-менее ясно только то, что арест Набокова был связан именно с «политикой», а не с его гомосексуальностью.

Точно неизвестно, какой именно работой занимался Сергей Набоков в Нойенгамме – вариантов, к сожалению, было много, от заводов до уборки территорий. Есть воспоминание еще одного заключенного из Нойенгамме, который уже в 1950-х рассказывал Николасу Набокову, что Сергей в последние месяцы стал очень религиозным и старался успокаивать и утешать всех, кто в этом нуждался. Связано ли одно с другим – сказать невозможно, а равно невозможно проверить, правда ли это.

Достоверно известна дата смерти Сергея: это случилось 10 января 1945 года, в середине ночи. Умер он в больнице, как написано в нойенгаммской «Книге мертвых» (Totenbuch), журнале учета, – в 2:45. Причиной смерти указан «энтероколит» (одновременное воспаление тонкой и толстой кишок), однако на практике это означало только одно: Сергей Набоков, как и многие другие, умер от голода и истощения, а все прочие диагнозы – последствия этого. Останки Сергея были сожжены в собственном крематории лагеря.