Официантка - Елена Нестерина

Марина так обрадовалась, что даже о Павлике Руслану забыла напомнить.

Хорошо, что сам он помнил об этом и желал разобраться подробнее с Альбиной. Однажды она даже пыталась обмануть его. Руслана не устраивал такой человек в «тылу». Хотя в том, что все равно все воруют, он нисколько не сомневался.

Как хорошо лежать на берегу небольшого пруда в Серебряном Бору! Было по-летнему жарко, от воды веяло прохладой, а воздух сосен казался особенно чистым и приятным. Мягкая трава, ещё не выжженная солнцем, не забросанная мусором и не вытоптанная, радовала и глаз, и тело. Карина лежала на одеяле, а Марина давно с одеяла сползла и валялась прямо на траве, ощущая свежую нежную травку всем телом.

Сестры загорали. В Серебряный Бор они приехали одни, и теперь только Маринин телефон связывал их с внешним миром. Карина была уже загоревшая: она несколько раз ездила с Валерой на дачу его родителей, ходила по грядкам в купальнике, ей там даже доверили держать шланг, когда качали в бочки воду для полива. Она даже ухитрилась в первый день обжечь плечи. Валера заботливо мазал тогда Карину простоквашей, просил больше не загорать, быть внимательнее, беречь себя.

Марине было смешно слушать про такую идиллию. Она ничуть не завидовала такому скромному домашнему счастью сестры и проявлению нежной заботы.

— Смотрите не пересластите, — пыталась она увещевать Карину. Та даже обиделась, встретив насмешку в ответ на свое откровение.

— Почему — пересластить? — удивилась Карина.

— Уж больно все трогательно, — Марина не шутила, — как бы перебора не было. А то станет все до того противно, бежать от таких сюсей-мусей захочется на край света.

— Не захочется, — уверенно сказала Карина, — мне только так и хорошо.

— Ну и хорошо, раз хорошо. Тогда радуйся, — вздохнула Марина, — ты что это пишешь?

— Письмо маме, вот, посмотри, — Карина охотно протянула сестре лист бумаги.

Марина пробежала глазами написанное.

— Ты что, про все про это и маме написала? И про работу. И вообще, про Валеру? — Глаза у Марины просто полезли на лоб. — Зачем? Ты что, дорогая моя, совсем, что ли?

— Почему? — удивилась в свою очередь Карина. — А что тут такого? Пусть мама с папой знают.

— И ты думаешь, что они правильно все поймут? В твоем художественном изложении? И ничего дальше себе домысливать и накручивать не будут? Ты что, их не знаешь? — Марина поднялась с травы, которая сразу показалась ей колючей и полной набросанных острых веток, шишек и битых стекол. — А если я тоже начну про все, где я бываю и что со мной происходит, маме с папой расписывать? Что тогда получится?

— Значит, такое с тобой происходит, что о нем стыдно маме рассказывать. — Карина вновь садилась на своего упрямого конька.

— Ничего подобного! — Марина вскочила. — Просто они не поймут! Будут думать, что ко мне плохо относятся, раз замуж не иду! Не зовут, значит, думают! А не то, что мне самой не хочется! Они быстро представят себе историю, да такую, какую мы с тобой ни за что не придумаем! А зачем расстраивать, если они все равно не поймут.

— Ну а я-то что? — пробормотала Карина. — У меня-то ведь все очень просто.

— И ты тоже. Что у тебя? Милая история, сентиментальная пастораль. А родители там, у нас дома, по-другому все это представят, да, и простоквашу твою, и то, как вы по парку за ручку гуляете!

— Почему?

— Потому что им кажется, что в Москве все по-другому, что страшно все, а люди кругом бандиты или обманщики. Что, не так?

— Ну… Так, — сказала Карина и вспомнила, как со слезами провожали бабушка и мама сестер в Москву, поступать в институт. Как уговаривали никому не верить, в разговоры ни с кем не вступать, пристегивать деньги булавкой к белью, позже девяти часов вечера на улицу не выходить и так далее. Причитали бабушка с мамой так, словно Карина с Мариной ехали не в столицу нашей Родины, а в мрачный город ужасов, поголовно населенный маньяками, грабителями и прочими опасными элементами.

— Само собой, что так. — Марина вновь села, потому что оглянулась и увидела, как немолодая пара, расположившаяся под солнцезащитным зонтиком на скамейке, с интересом к ней приглядывается и прислушивается. — Поэтому, Каринка, даже не смей такого родителям писать. Они же сразу про твоего ангела Валерочку такого напридумают, что ночей спать не будут.

— Почему?

— Потому что им будет казаться, что Валерочка хорошим только прикидывается. А на самом деле он один из тех бандитов и гангстеров, которыми нас пугали. — Марина пристально посмотрела в лицо сестре, как любила смотреть, когда хотела добиться более эффективного подтверждения своим словам. — Папа же с мамой думают, что хорошие мальчики только в нашем городке живут. Что, я не права? Вот то-то и оно. И ничего ты маме с папой не докажешь.

— Вообще никак? — спросила Карина.

Что-то мешало ей верить словам сестры.

— Единственный способ успокоить их — приехать твоему Валере на тройке с бубенцами и просить твоей руки, — сказала Марина и твердо добавила: — Или когда твое письмо будет начинаться именно с такого текста. Что вот он, есть в природе стопроцентный жених, он сделал мне предложение, и вот теперь этот жених едет просить вашего благословения. Я, мол, тоже присоединяюсь к этой просьбе и скоро буду. Только так. И никак по-другому.

— Какого ещё благословения? Ты бред, Марина, несешь. — Карина отодвинулась от сестры и спрятала письмо, — у нас родители совершенно нормальные, они все правильно понимают.

— Ты им не объяснишь, что замуж в девятнадцать лет не рано. — Марина махнула рукой, прикрыла глаза панамкой и легла на одеяло. — А после такого письма они будут думать, что раз ты к мальчику на дачу ездишь, с родителями знакомишься, то, значит, все хорошо и дело идет к свадьбе. Это замечательно, подумают они. А то, гляди, ещё прикатят все вместе в Москву спасать тебя от обманщика и негодяя. Неужели ты этого не понимаешь, Карина?

— Не знаю…

— У наших родителей чистое сознание, может быть, самое хорошее и правильное, какое только бывает. Они из него на нас смотрят, исходя из него свои выводы делают. Но у нас-то все тут очень непросто и как в старину, а вернее, как в сказках у нас не может быть.

— Если это самое хорошее, если это, как в сказке, то я хочу, чтобы и у Валеры, и у меня было такое же чистое сознание, как у наших родителей, уверенно произнесла Карина.

— У тебя такого не может быть. — Марина даже панамку приподняла, чтобы на сестру посмотреть. — Ты клиентов обсчитываешь и ресторан обкрадываешь. А наша мать за всю жизнь ничего со своей фабрики не утащила. А про папу-бессребреника я вообще молчу.

Сказала так Марина и увидела, как милые глаза Карины наполняются слезами.

— Ты же… Ты… — задыхаясь от волнения, проговорила Карина. — Ты сама говорила, что мы только буржуев обсчитываем, у кого деньги ворованные или отмороженные. Что у нас выбора нет…