Морок пробуждается - Александр Варго

Отец увидел, куда побежал сын, и последовал за ним.

Мать снова встала на его пути. Он размахнулся… но женщина ударила первой. Отец осел на колено. И только когда он упал, Илья увидел ручку ножа, торчащую из его груди.

Дальше произошло то, что Илья Сергеевич Соколов хотел бы забыть, но не мог. Он не мог объяснить себе дальнейшие действия матери даже теперь, досконально изучив психологию. Ведь не одна минута прошла с момента удара ножом до того, когда мама оттолкнула стул и повисла в петле. Она действовала, словно под гипнозом или как зомби. Точные, запрограммированные движения. Как будто делала это по сто раз на дню.

Своему поступку Илья Сергеевич нашел оправдание. Что у человека и получается хорошо, так это оправдать самого себя, хотя бы в собственных глазах. Шок загнал его в укрытие и заставил сидеть там. То же самое произошло и с мамой. Только укрытием для нее стала петля.

Петля!

Черт возьми, он не хотел этого!

Их нашла бабка Нюра. Она прибежала, «когда только услышала шум».

Врет, старая ведьма!

Она вошла, когда все стихло. Сначала подошла к отцу, аккуратно обойдя лужу крови, и дотронулась кончиком пальца до рукоятки кухонного ножа, торчащего из груди мужчины, словно хотела убедиться в его смерти. Потом залезла в правый внутренний карман мертвеца. Ничего там не обнаружив, она направилась к его супруге, висевшей в закутке напротив кухни, и долго смотрела на висельницу снизу вверх.

Веки опущены, глазные яблоки увеличены, язык высунут, как у собаки в жаркую погоду, лицо фиолетовое, будто слива. Все это она (слово в слово), всхлипывая и причитая, расскажет местному участковому, который станет дежурить в квартире, дожидаясь следователя из районного центра. Но это потом. Сейчас старушка думала о наживе, совсем забыв о мальчишке. Она подняла табурет и, крякнув, взобралась на него. Вынула сережку из правого уха покойницы, повернула ее и стянула левую серьгу. Подняла еще теплую руку женщины, посмотрела на пальцы – от обручального кольца остался только след.

– Не густо. Но и на том спасибо. – Старушка спустилась, поставила табурет на место и, оглянувшись, не наследила ли где, пошла к входной двери.

Илья, до этого тихо наблюдавший за старухой из-под стола, вздрогнул, когда ведьма заорала:

– Люди-и-и-и добрые! Что ж это деется такое-е-е-е-е?! Помогите-е-е! Люди добрые!

В доме начали собираться соседи. Илюша видел, как вынули из петли маму. Он продолжал сидеть под столом даже тогда, когда услышал, что о нем наконец вспомнили. Он просто сидел, отгороженный от всего мира крышкой стола да краями выцветшей скатерти. Левая сторона лба очень болела. Кровь залила лицо и плечо. Илья посмотрел на пистолет в правой руке и поднял глаза. Под стол заглядывали люди и протягивали к нему руки. Он видел их, но не слышал. Кто-то взял мальчика и вытащил из-под стола, из его укрытия, – из его гребаного укрытия! – и окунул в дерьмовую реальность.

В дверь постучали, и этот громкий стук вернул Соколова из детства.

– Да-да, войдите. – Он отложил ручку и пододвинул к себе ноутбук.

В кабинет вошла его секретарь Наташа.

– Что-то случилось, Наташенька?

Она молчала.

– Наташенька?!

– Звонил Эдуард Филиппович. Я сказала, как вы и просили.

– Вот и умничка. – Илья склонился над клавиатурой ноутбука, давая понять девушке, что очень занят. Но Наташа не уходила.

– Что-то еще?

– Он был какой-то раздражительный…

Илья улыбнулся:

– Наташенька, у людей, страдающих алкоголизмом, одним из симптомов является раздражительность. Они подвержены панике.

– Ох, как бы чего не вышло, – вздохнула девушка и закрыла за собой дверь.

Илья выдвинул ящик, служащий ему картотекой. Множество папок с делами пациентов, в большинстве тонких. Это не означало, что люди пошли на поправку или лечение только началось. Они умерли. Их история болезни и жизни закончилась. Но были в этих тонких папках и дела живых пациентов – подопытных. Пятеро уже мертвы. Остались трое. Если точнее, четверо. Один был исполнителем эксперимента. Илья еще не знал, оставит ли его в живых. Жиров-исполнитель мало что знал, но… Если и с этими тремя что-то случится, он все поймет. И так уже начал задавать лишние вопросы.

На столе лежали четыре папки. Тонкие папки. Жиров. Щеглов. Федоров. Слинько. Эдуард Филиппович постарался на славу. Благодаря ему Илья имел полную информацию об этих людях, дистанционных пациентах.

Соколов открыл первую папку. В левом углу приклеена черно-белая фотография. Широкоплечий сутулый лысеющий мужчина улыбается. Из-за усов это почти незаметно. Глаза прищурены, будто яркий свет мешает ему смотреть прямо в камеру. Справа от фотографии размером 3х4 рукой Жирова выведены данные о нем. Ф. И. О., адрес, дата рождения. Илья Сергеевич перевернул страницу, где уже его красивым размашистым почерком написана (со слов пациента) краткая биография.

Родился Эдуард Жиров в Казахстане, в Алма-Ате, в 62-м году. Учился, женился. Служил в армии. Все было хорошо. Жена, ребенок. Но в 90-х ввиду обстоятельств, произошедших в стране, Эдик с семьей переезжает на родину предков, в город Салимов. В 2005 году у него погибает сын: несчастный случай на заводе, где все они работали. Мальчишку (ему едва исполнилось 18 лет) затянуло в вальцы. Эдик не объяснил, но Илья знал, что парень был пьян. Когда его вытащили из валов, голова походила на котлету, раздавленную тяжелым сапогом. Через полгода от Жирова-старшего ушла жена.

Вот и вся биография. На вопрос, а что было дальше, после ухода жены, Жиров так и не смог ответить.

– Работал, – чуть слышно промямлил он.

«Работал и жрал водку, черт тебя возьми!» – гневно подумал Илья Сергеевич, а вслух произнес:

– Значит, получается, что после ухода жены вас тоже не стало?

– Получается так…

Мямля. Психологический портрет пациента полностью соответствовал тому, что Илья видел перед собой (пока Эдик рассказывал диктофону о себе, Илья ввел его данные в программу). Но ему хотелось убедиться, согласен ли сам обладатель бесцветного образа со своим описанием в программе.

– Ну как? – Илья откинулся на спинку кресла.

– Наверное… – пожал плечами Жиров.

Илья улыбнулся. Более полного ответа он и не мог получить.

Сейчас Илья еще раз пробежал глазами распечатку. Перевернул лист. Дальше шли записи о состоянии пациента за последние восемь месяцев. Эдуард Жиров вел трезвый образ жизни. Процесс разложения приостановлен, но, к сожалению, алкоголизм неизлечим, и достаточно небольшого толчка, чтобы он начался с удвоенной силой.

Как-то, еще в университете на лекции по практическому гипнозу, профессор Кильман поведал аудитории о двух пациентах. Те пришли к нему, когда профессору было лет двадцать пять. Тогда лечение алкоголизма гипнозом только началось. Они закодировались на двадцать пять лет. Через четверть века пациенты нашли Адама Моисеевича и, поблагодарив, сказали, что наконец-то могут позволить себе пить и не зависеть от алкоголя. Профессор ответил, что эта болезнь неизлечима и не важно, сколько времени человек находится в трезвом состоянии. Результат все равно один. Они рассмеялись и ушли. А через год Адам Моисеевич встретил жену одного из них. Она рассказала ему, что муж опять сильно запил, а вот его друг умер. Так что Илья был уверен и говорил об этом своим пациентам, что либо живешь, либо пьешь.