Условие: (не)подчиняться - Яна Золотова

– Кофе хочешь? – предложил Марк, подняв стаканчик.

Анечка молча кивнула. Потянулась вперед, невольно мазнув прикосновением по его пальцам, припала к краю стаканчика там, где его касались чужие губы. Ей было абсолютно все равно сейчас, а Марк... сам обещал.

Так мерзко Дэн давно уже себя не чувствовал.

Да, именно так, как Анечка его и назвала, заявившись в самый неподходящий момент. Не надо было ей приходить. Да и его чёрт дернул взять её с собой... Хотя нет. Этому было странное, но в какой-то степени логичное объяснение.

Дэн пытался понять, что с ним происходит. Почему он не может запомнить ни одной ночи с собственной женой. Возможно, он заболел и перенапряжение вызывает обморок? Это даже в мыслях звучало нелепо — он запросто таскал штангу, а буквально в день свадьбы развлекался с несколькими девчонками — и всё было в порядке.

Почти в порядке, потому что сегодня он почему-то не хотел повторять этот подвиг. Накопившееся возбуждение искало выход, но теперь ему нужна была только эта холодная, бледная, вредная жена! Он почти получил её сегодня! Он видел страсть в зеленых глазах, чувствовал, как сбивается её дыхание и дрожит тело, как она невольно подается навстречу его ласкам. Что бы она там из себя ни строила, он больше не верил, что в жены ему досталась бесчувственная ледышка! Да, она могла ненавидеть его, но страсть — это совсем иное...

И когда Дэн, вполуха слушая настырных глупых друзей, следил за забывшейся в танце Анечкой, он понимал, что не зря взял её с собой. Желание вновь захлестывало его с головой, будило фантазию, разгоняло кровь: и всё, что ему требовалось — это унести этот образ в себе, не смотреть лишний раз в чужое лицо ожидавшей в комнате «48» девчонки. Хотя бы так выплеснуть свою страсть к совсем другой женщине. Как бы глупо это ни было.

Но когда появилась Анечка, он растерялся, он почувствовал горечь предстоящей ссоры и её разочарования (хотя раньше даже не задумывался о подобных вещах), он дико разозлился на то, что она даже так не дает ему воли. Он был настойчивым, был нежным, он пытался получить своё через другую женщину — и всё тщетно!

Отзвук бессилия, сопровождавшего всю прежнюю жизнь, невозможности добиться внимания и любви важных ему людей, вывел Дэна из себя.

«Всего лишь странная, продавшая себя девка, – зло твердил он себе. – Получишь её тело — и успокоишься! Кому нужны эти эмоции?!»

Но он прекрасно знал ответ на этот вопрос — ему.

Дэн мог бы справиться с гадким послевкусием этой сцены, снять с себя любую ответственность, крепко напившись. Сделать вид, что ему плевать. Уйти от разговора. Он всё равно не собирался извиняться за ту пощечину, потому что был твердо уверен: женщину нельзя бить, пока она не бьет тебя. Но он уже не мог оставаться в клубе, зная, что Анечка, скорее всего в машине, ждет его возвращения.

И хотя опыт подсказывал — жене следует дать остыть, Дэн не стал медлить. Не прошло и получаса, как он сам покинул заведение.

– Только не позволяй ему задурить тебе голову, – тихо и зло процедил Марк, глядя на Дэна, быстрым шагом приближающегося к машине. – Ударил раз — ударит еще. Рано или поздно. Зови, если что.

Он вышел навстречу Дэну, ожидая его указаний, но тот лишь хмуро отмахнулся.

– Погуляй пока. Нам надо поговорить.

Марк молча смерил его взглядом и, захлопнув водительскую дверь, медленно отправился вдоль по ночному тротуару, нервно скрестив руки на груди. Дэн же ввалился на заднее сидение — и Анечка тут же от него отпрянула.

– Если ждешь от меня извинений, то зря, – сходу начал он. – Я просил тебя остаться в зале — ты ослушалась.

– Зачем мне твои извинения, – тихим, дрожащим голосом отозвалась Анечка. – Какая разница, узнала бы я или нет? Ты предал меня!

– Предал? Какие громкие слова, – Дэн подался ближе, чтобы разглядеть её лицо в полумраке, и Анечка еще сильнее вжалась в угол сидения.

– Измена и есть предательство, – голос ломался, становился всё тише, слова давались ей с трудом. – Я отдала тебе себя, полностью, а ты выбрал другую женщину.

– Отдала? – едко повторил Дэн, перехватив её лицо пальцами и заставляя смотреть на себя. – Ты играла со мной! Ты изводила меня, подтолкнула к тому, чтобы я воспользовался другой — потому что жена недоступна. Ты заставила меня думать, что со мной что-то не так. Но знаешь, что? Единственная моя проблема — это ты!

Анечка не знала, что ответить. В её понимании Дэн нес такую откровенную, оскорбительную чушь, которая не могла прийти в голову адекватному человеку, что и разговаривать с ним смысла не было.

– Ты думаешь, это тебя оправдывает? – она и не пыталась до него достучаться, просто не смогла уже сдерживать свои эмоции. И так много сил потребовалось, чтобы не разрыдаться при Марке. – Ты думаешь, это нормально — идти к другой, как только жена...

– Почему нет? – жестко перебил Дэн, наклоняясь еще ближе. – Почему, скажи мне? Что должно заставить меня тебя добиваться или терпеть? Кольцо на пальце? Неписанные, никому не нужные правила? Любовь?

Анечка быстро заморгала, всеми силами пытаясь сдержать слёзы. Только не сейчас! Не доставлять ему удовольствие полным своим поражением!

Она зажмурилась, тяжело дыша, сглатывая рвущиеся из груди рыдания и абсолютно не понимая, что с ней.

– Запри меня дома, – тихим, дрожащим голосом попросила Анечка. – Я буду прилежной хозяйкой. Я буду послушной женой. Я стану совсем незаметной. Но только не трогай меня больше. Проводи ночи с кем тебе угодно — я слова не скажу.

Она закусила губу, опустила голову, уже не в силах сдерживаться, молясь только о том, чтобы Дэн, наконец, оставил её в покое, отстранился, чтобы она могла отвернуться к окну и молча разрыдаться, абсолютно безразличная всем окружающим. Но Дэн оставался безжалостен. Он вновь поднял её лицо, заставил смотреть на себя и коротко, сухо отрезал:

– Нет.

– Почему? – всхлипнула Анечка. Что еще она должна сделать, чтобы это прекратилось?!

– Больше никаких «других», – ответил он, глядя в блестевшие от навернувшихся слез глаза. – Мне нужна только ты.

И прежде, чем Анечка осознала смысл сказанных слов, Дэн впился в её губы.

– Пусти! – громко всхлипнула она, окончательно теряя самообладание, с отчаянием отталкивая его от себя. – Не надо, хватит!

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍