Язык шипов - Ли Бардуго

Проведя немало долгих вечеров в своей мастерской, Дрёссен изготовил для девочки великолепного щелкунчика. Это был голубоглазый человечек в ярком синем мундире и блестящих черных сапогах; в массивном кулаке он сжимал миниатюрный, но острый штык.

– Делись с ним всеми секретами, – сказал часовщик, вручая Кларе щелкунчика, – и он их надежно сохранит.

Она пообещала так и делать.

Родители полагали, что с возрастом дочь оставит эти детские забавы и, как все ее подруги, начнет больше интересоваться нарядами и женихами. Но Клара оставалась все той же замкнутой, мечтательной особой, которая могла умолкнуть на середине фразы, если ей в голову неожиданно приходила тайная мысль. На уроках иностранных языков и в танцевальных классах она держалась с рассеянно-терпеливым видом, а потом с улыбкой удалялась в какой-нибудь полутемный уголок, где без помех могла развернуть невидимый мир, созданный воображением.

На шестнадцатилетие Клары Зельверхаусы устроили большое торжество. Она угощалась сладостями, подшучивала над братом и не отказывала в танце ни одному из достойных кавалеров – купеческих сынков, приглашенных на праздник.

Алтея Зельверхаус испустила счастливый вздох облегчения и пошла спать. Впервые за много месяцев волнения, терзавшие ее, отступили. Однако ночью она проснулась в беспокойстве за детей. Семнадцатилетний Фредерик, довольный тем, что вырвался домой на каникулы, громко храпел в своей комнате. Постель Клары была пуста.

Алтея обнаружила дочь в гостиной: свернувшись клубочком, Клара спала на полу у камина с одной из своих любимых кукол. На ней были надеты пальто и туфли, еще влажные от снега.

– Клара, – Алтея осторожно потрясла дочь за плечо. – Зачем ты выходила из дому?

Девушка сонно заморгала и рассеянно улыбнулась.

– Ему нравится снег, – пробормотала она, крепче прижала к груди куклу и опять заснула.

Алтея задержала взгляд на дочери: ночная сорочка, мокрое пальто, из-под руки выглядывает уродливое лицо деревянной куклы. Из всех творений Дрёссена Алтея больше всего не любила именно это – щелкунчика с его гротескной улыбкой и аляповатым синим мундиром. Стоя посреди гостиной, она вдруг подумала, что совершила ужасную ошибку, впервые пригласив часовщика в дом много лет назад. У Алтеи так и чесались руки схватить гадкую куклу и швырнуть в огонь.

Она потянулась к щелкунчику, но тут же отдернула кисть. На мгновение – невозможно поверить, но так и было! – ей показалось, что деревянный солдат повернул свою угловатую голову и посмотрел на нее, при этом в его глазах сквозила печаль. «Вздор, – убеждала себя женщина, баюкая на груди руку, – просто разыгралась фантазия. Я становлюсь такой же, как Клара».

Тем не менее, Алтея отошла назад, уверенная в том, что, если она осмелится взять щелкунчика и кинуть в огонь, страшная игрушка закричит или, того хуже, и вовсе не загорится.

Она укрыла дочь одеялом и вернулась в свою постель, а наутро почти забыла о пустячном ночном происшествии. Близился Нахтшпель, в доме ждали гостей. Алтея встала и приказала подать чаю, чтобы подкрепить силы перед грядущим днем, полным хлопот. Спустившись вниз, она убедилась, что Клара вместе с кухаркой перебирает каштаны. Проходя через столовую, Алтея на секунду задержалась перед шкафчиком, на полках которого были выставлены подарки Дрёссена. Задержалась просто так, без особой причины. И уж конечно не для того, чтобы проверить, надежно ли заперт щелкунчик за стеклянными дверцами.

* * *

Клара знала, что у матери на душе неспокойно. Она и сама переживала. На званом обеде или в гостях у подруги, а иногда и в классе Клара думала: «Это приятно и мило. Вот и ладно». Но потом возвращалась домой и обнаруживала, что стоит перед стеклянным шкафчиком в столовой. Щелкунчик сам собой оказывался у нее в руках, она уносила его к себе в комнату или на чердак и, лежа на боку среди комков пыли, шепотом разговаривала с ним, пока он не начинал шептать в ответ.

Это происходило не сразу, и в первые минуты девушка испытывала неловкость. В детстве было проще – тогда она не стеснялась так сильно, как теперь. Она чувствовала себя глупо, шевеля руками куклы, открывая и закрывая за нее рот. Клара невольно представляла, как выглядит со стороны: молодая, почти взрослая девица лежит на пыльном полу посреди чердака и разговаривает с куклой. И все же Клара продолжала это делать – напоминать щелкунчику об их прежних забавах и приключениях, пускай со временем они отчасти и изменились.

Ты – солдат. Ты храбро сражался на войне, а потом вернулся ко мне, своей возлюбленной.

Однажды в последний вечер Нахтшпеля ты защитил меня, убив огромную семиглавую крысу.

Ты – заколдованный принц. Мой поцелуй снял с тебя заклятье. Я полюбила тебя, когда все остальные отвергли, и за это ты избрал меня своей королевой.

Клара вкладывала в крепкие челюсти щелкунчика грецкий орех. Крак! В тишине чердака треск звучал особенно громко.

Ты – мой защитник? – снова и снова спрашивала девушка. – Ты – мой принц, да?

Ты – мой возлюбленный?

Ты – мой?

И тогда – порой проходило всего несколько мгновений, а порой – целая вечность – деревянные челюсти раскрывались, и щелкунчик начинал говорить.

– Ты – мой защитник?

– Да.

– Ты – мой принц?

– Да.

Руки и ноги куклы вытягивались, плечи делались шире, кожа приобретала мягкость.

– Ты – мой возлюбленный?

– Да.

– Ты – мой?

– Милая Клара, – молвил щелкунчик, высокий и стройный красавец. Уродливые деревянные челюсти преображались в безупречную линию человеческого рта. – Ну, конечно, я только твой.

Он протягивал ей руку и – фьюить! – они вылетали через чердачное окно в холодное ночное небо. Сидя позади жениха на великолепном белом коне, Клара крепко держалась за талию щелкунчика и визжала от восторга, рассекая облака и уносясь вдаль.

Как называется то место, куда он ее привозил, девушка не знала. Волшебная страна? Царство грез? Когда она была ребенком, тут все выглядело иначе. Тогда они плыли на сахарной лодочке по сиропной реке. Клара шагала по марципановой мостовой мимо пряничных домиков и мармеладных дворцов. Дети танцевали для них и радостно встречали щелкунчика как своего принца. Во дворце они садились на диван из желейных подушечек, и королева-мать называла Клару спасительницей.

Теперь все это куда-то исчезло, уступив место густым зеленым лесам и сверкающим рекам. Теплый, шелковый воздух ласкал кожу, как в тех далеких странах, о которых Клара читала в книгах, – землях вечного лета, где солнце светит круглый год и благодатный бриз напитан душистым ароматом флердоранжа. Белый конь всякий раз переносил Клару и принца в новое место: то в обширную долину – на пастбище диких лошадей с гривами цвета тумана; то на берег серебристого озера размером с целое море, где хозяйничали свирепые пираты, у которых вместо зубов вставлены драгоценные камни; то во дворец со стенами из колючего шиповника и башнями из дельфиниума, возвышавшимися над рощей, где стаями порхали бабочки, чьи крылья звенели, будто колокольчики. Бледно-зеленая кожа королевы той страны была усыпана каплями росы, точно веснушками, а корона росла прямо из головы, подобно рогам оленя, и витые отростки переливались сиянием перламутра. Когда королева коснулась губами губ Клары, за спиной девушки развернулись два тонких крыла. Весь день Клара летала, словно малютка-колибри, взмывала в небо и бросалась вниз, прерывая полеты лишь для того, чтобы утолить жажду медовым вином и позволить королеве вплести ей в волосы побеги морозника.