Гнев божий - Александр Афанасьев

Одним из лучших в этих боях показал себя отряд кавалера медали «За защиту Белого дома», бывшего студента Института нефти и газа имени Губкина Шамиля Басаева, который по итогам этой войны стал подполковником Конфедерации горских народов Ичкерии.

Город мой, ты в огне.

В мертвой страшной тишине

Этих дней не позабыть.

Шепчем мы – будем мстить!

Тимур Муцураев

Лампочка, горевшая в схроне и питавшаяся от дырчика – дизель-генератора, работавшего на последнем издыхании, – светила неровно и тускло. С потолка при каждом ударе сыпался песок. Работала артиллерия.

Накрывшись бушлатом, полковник Басаев лежал на спальнике, положенном прямо на пол. Все утро его мутило – последствия контузии сказывались до сих пор. Сейчас полковник спал, нервно всхрапывая и дергаясь при каждом ударе – но не просыпаясь.

В углу на нарах отдыхали бойцы – их почти пять сотен тех, кто начинал эту войну вместе с полковником Басаевым, в живых на сегодняшний день оставалось сто двадцать шесть. Уже было понятно, что Грозный будет взят, русские не отступят – и немногие мобильные группы чеченцев, еще остававшиеся в этом городе, в основном орудовали на коммуникациях и совершали диверсии, особенно в этом преуспели хохлы, которые могли выдавать себя за русских. Генерала Дудаева и всех специалистов его штаба, в частности начальника штаба Аслана Масхадова, в городе уже не было – они отступили на Бамут, где были какие-то старые ракетные шахты, где можно было держать оборону. Басаев остался в городе, потому что ему было уже все равно – выживет он или умрет. Его могли убить свои же – за то, что погубил самый боеспособный отряд…

Когда раздался нарастающий вой ракет – Ваха, его соплеменник и телохранитель, сбил его с ног и успел закрыть собой до того, как первые ракеты русского «Града» перепахали квадрат, в котором держало оборону бандформирование Басаева. Его ватник, изорванный, пропитанный кровью – Шамиль Басаев носил до сих пор.

Чтобы помнить…

Вход в выкопанный русскими рабами схрон находился под гаражом, который сейчас был пуст. Хозяин дважды в день спускал боевикам, отсиживающимся здесь уже третьи сутки, воды и немного поесть. Все это делалось по часам, утром и вечером – и условный стук в крышку, закрывающую вход в схрон сейчас, в час дня – насторожил чеченцев. Все мгновенно насторожились – даже те, кто спал, проснулись. Аслан – рябой от того, что нагноились мелкие ранки на лице, которые он получил, когда недалеко рванула граната подствольника – с безумным блеском в глазах достал из гранаты Ф1 чеку, остальные кто доставал пистолет, кто снимал с предохранителя автомат.

Ваха, держа наготове «АКС-74УБ», подошел к люку.

– Хьо ву?[25]– спросил он.

– Тахана де дикду[26], – приглушенно донеслось условное слово, обозначающее, что все нормально…

Ваха отодвинул рычаг, открывающий вход в схрон. На него смотрел дед Султан, одинокий старик, который вряд ли заинтересует русских при проверке.

– Зачем ты пришел?

– К Малике заскочили какие-то…

– Русисты?

– Нет… Говорят – спецназ.

– Спецназ?!!!

– Наш спецназ, нохчиллы[27]. У них пленные. А сами они – непонятно кто.

К люку подошел Басаев.

– Что там?

– Амер, в соседний дом заскочили какие-то, с пленными. Говорят, что наша спецгруппа. Может, это шариатский полк?

– Нет, не шариатский полк, – сказал дед Султан, – они говорят, что наши, но почти не знают языка. Похожи на русистов, но говорят странно, как пьяные.

– Сколько их там?

– Шесть человек. И пленные.

– Надо разобраться, – решил Басаев, – Ваха – идешь со мной и Адама тоже возьми. Остальным – готовность.

В конце концов – он полковник армии Ичкерии и звание это с него не сняли. Пока.

К Малике прошли через потайной ход в заборе, в частном секторе такие ходы сделали давно, еще до войны, потому что по улицам передвигаться было опасно – убьют русисты. У крыльца – хорошего, кирпичного, у русистов домов таких нет, такое здесь крыльцо у каждого есть – курили двое, увидев Басаева, они вскинули автоматы.

– Стой! Стой…

Басаев увидел, что это кто угодно – только не русисты. Он разбирался в людях и видел, что это не контрактники, форма совсем не та и оружие не такое. И усы у обоих – по армейским уставам военнослужащий должен быть опрятен, то есть чисто выбрит. Есть контрактники, которые носят бороду, но не усы, тем более не такие. И кроссовки на ногах вместо штатной обуви.

– Я полковник армии Республики Ичкерия.

Ваха тоже целился в неизвестных – готовясь стрелять.

– Кто вы такие?

– Василь. Куринный полка имени Степана Бандеры. А это Олесь, – показал он на второго.

– Какой полк, у вас на батальон не набралось.

– У нас полк!

Басаев решил не продолжать – понятно, что это не русисты. Самые настоящие бандеровцы, они приезжали в Ичкерию, чтобы закупить по дешевке оружие и тренироваться, благо тут было можно. С местными были проблемы… хохлы жрали сало и поэтому считались нечистыми, с ними никто не здоровался за руку, потому что этими руками они брали сало и делали много другого харама. Местных они тоже не любили, была даже пара перестрелок. К тому же они скупали оружие, а то и бесплатно умудрялись получить, а оружие нужно было самим.

– Что вы здесь делаете?

– Мы сделали акцию. Хорошую. За нами москалики погнались, мы оторвались – и сюда.

– Оторвались?

– Да сто пудов. Москальские собаки тупые…

Басаев бы так не сказал.

– Что за пленные с вами?

– Да так… грохнули тут одних. Кого и к себе взяли.

– Покажи!

Сначала хохол не хотел показывать… понятно, рассчитывает на рынок рабов пригнать и продать. Но тут были чеченцы, а их на этой земле все равно больше, и с этим худым, бородатым, с лихорадочно блестящими (обширялся?) глазами полковником – связываться не хотелось. Тем более что с ним были два телохранителя.

– Пойдем…

В доме было натоплено, душно, на полу – грязь. Еще четверо хохлов, сама Малика – муж ушел с группой Масхадова, бывший капитан Советской армии. Черноглазый чечененок развлекался тем, что пинал связанных пленных, насколько у него хватало сил. Джигит растет, вырастет – тоже автомат в руки возьмет и нож, чтобы русистам головы резать.