Гнев божий - Александр Афанасьев

– Ты что, совсем осёл, Адам?! Это не ради Ичкерии, это ради Русни! Русисты хотят нашими руками сделать у себя государственный переворот! Алкаш из больницы не вылезает, второго уберем мы – дальше кто?! А Дудаев сделает все, что русисты скажут, он как был их генералом, так им и остался! После того как мы сделаем все, что сказал генерал и что нам приказали сделать русисты – никто не останется в живых! Как ты думаешь, для чего нам приказали сделать такое?

– Какая разница, зачем убивать русистов…

– Большая! Ты знаешь, кто придет вместо этих?! Может, он прикажет сбросить на Чечню атомную бомбу?! Или возьмет, как в сорок четвертом, и выселит весь народ?! Ты этого хочешь?

– Русисты не сделают это…

– Отвечаешь?

Под пристальным взглядом Басаева Адам опустил глаза, пробурчал примирительно:

– Тогда надо уходить в Ичкерию. Там погибают наши братья!

– Так тебя туда и пустили! Люди генерала убьют тебя на дороге! Если мы не выполним приказ генерала – нас всех убьют! Положат до последнего человека!

– Что же тогда делать, Шамиль?

– Делать… – Шамиль по-волчьи оскалился, – а ну-ка, Ваха, приведи ко мне русиста.

Осклабившись, Ваха отправился исполнять приказание.

– Что ты будешь делать, Шамиль? – спросил темный, кривоногий, переминающийся на месте Темир.

– Сейчас увидите. А ты, Темир, иди к нашим хозяевам и спроси, нельзя ли где достать оружия. Нужны крупнокалиберные пулеметы… хотя бы два, гранатометы. Мы можем заплатить деньгами… настоящими долларами. И надо собрать всех наших, кто здесь лечится… кто готов воевать во славу Аллаха. Нас мало… надо человек сто.

– Хорошо, амир.

Привели русиста – Ваха его конвоировал, тыкая в спину автоматным стволом.

– Скажи, русский, – обратился к нему Басаев, – ты где-то здесь служил? Знаешь какие-нибудь города в окрестностях? Только не здесь… в Ростове, Краснодаре… в этих краях.

– Я каждое лето отдыхал здесь у бабушки. В Буденновске.

– Это хорошо… Сможешь провести нас туда? А пока мы едем – ты расскажешь все что знаешь. О генерале. И о том, что он делает. Понял?

Потом, когда начали исследовать состав бандформирования, напавшего на Буденновск, – поразились тому, что собственно людей Басаева было десятка два, даже меньше, и были снайперы. Остальные – по десятку, по два десятка – из самых разных бандформирований, от самых разных полевых командиров, в том числе враждующих друг с другом. Они никогда не отдали бы людей в объединенный отряд, тем более под командованием Басаева, который свой абхазский отряд угробил в Грозном. Объяснений этому так и не было дано.

– Шайтан…

Милиционер, стоящий около патрульной машины на самой окраине Буденновска, повелительно махнул жезлом, делая знак остановиться.

– Спокойно… – процедил сквозь зубы Шамиль по-русски. – Русский, иди поговори с ними. Если что…

В душной тесноте милицейской канарейки выразительно щелкнул автоматный предохранитель.

Илья Проносов вылез из машины – он был в той же самой милицейской форме, у него было и милицейское удостоверение, и удостоверение сотрудника ФСБ. Ощущая спиной нацеленный на него автомат, он пошел к машине.

– Здорово, старшой… – свойски поздоровался он.

Старший лейтенант подозрительно смотрел на него.

– Вы откуда, капитан?

– Да с Дагестана, Махачкалинское ГУВД. Приказали колонну конвоировать.

Старшему лейтенанту не понравилось то, что он услышал, – неизвестный в милицейской форме явно не владел милицейским сленгом. Управление или управа, но никак не ГУВД, ни один милиционер в неофициальной обстановке не будет ломать язык, выговаривая это слово.

– Куда следуете?

– В вертолетную часть. Правильно едем?

– Правильно. Но обычно едут другой дорогой, не через город.

– Ну, раз уж свернули. Пропусти, будь другом…

В конце концов – свой есть свой…

– Сейчас поедем.

Едва сдерживая страх, Проносов вернулся в машину, ему под ребра ткнули автоматным стволом.

– Ну?

– Сейчас, поедем. Будет конвой.

– Телефон.

Басаеву передали сотовый телефон, в эти времена он был еще редкостью – размером с полкирпича, с выдвигающейся антенной, солидный.

– Бери. Номер… – Басаев продиктовал номер. – Как начнется, выскакивай и вали. Будешь тут – если что. Понял?

И, не дожидаясь ответа русиста, приказал:

– Адам, Мага! Ментов валите в первую очередь, наглухо. В живых не оставлять!

В голове колонны милицейская машина, мигнув мигалками, но не включая сирены, тронулась с места.

– Поехали!

Когда профессионалы перестают понимать, в чем цель игры, они начинают играть в игру ради самой игры.

Наблюдение автора

Захват больницы в Буденновске был неожиданностью, но в то же время – ожидаемой неожиданностью. Хорошо, что не произошло чего-то неизмеримо худшего, такого, как захват или подрыв атомной электростанции. Потому что если играть с огнем – то рано или поздно ты подожжешь свой дом.

Сверхдержава рухнула, и никто еще не понял, не осознал толком, что осталось вместо нее, что мы строим… разбираем руины или на самом деле что-то строим? Каким будет наш новый дом, для кого и для чего мы его строим? Просто чтобы не было холодно? Или мы хотим построить такой дом, чтобы с верхнего этажа смотреть на звезды? И сколько места будет в этом доме – всем ли хватит?

Сверхдержава рухнула – но люди остались. Те, кто еще несколько лет назад играл совсем в другие игры, для кого пешками были главы государств, а полем игр – целые страны. Советский Союз прямо или косвенно контролировал треть мира, свергал одну власть и ставил вместо нее другую, кому помогал, кому воевал. Люди, которые это делали – давно были циниками и прагматиками, уже с годов тридцатых никто даже теоретически не верил в возможность построения коммунизма во всем мире, постепенно игра превратилась в нечто самодостаточное, игру ради самой игры. Если в Испании в конце тридцатых, например, советские военспецы действительно воевали ради возможности того, что еще одна страна, причем страна сильная, территориально великолепно расположенная, имеющая многовековые контакты со всеми странами Латинской Америки, станет коммунистической – то ради чего воевали в Афганистане? В Йемене? В Сальвадоре? Ради коммунизма? А вы советских военных советников спросите – хорошо, если услышите в ответ не что-нибудь нецензурное.