Памятник Бешеной Пехоте. Первая чеченская война - Константин Масалёв

Расставив охранение (Прист с Пашкой закопались в листву на пятьдесят метров в верх по склону, Гарик в одиночестве ушел вниз на пятьдесят метров) мы впятером заняли круговую оборону и стали ждать добычу…

***

…Ожидание явно затягивалось – три битых часа я, борясь с дремотой, слушаю связюка, который шепотом рассказывает, что творится в эфире. От Гюрзы вестей нет, его рация молчит и со стороны моста не доносится никаких звуков. Тишину иногда нарушают самолеты, которые летают бомбить Бамут (он в паре километров за рекой), да пару раз вертушки прилетают расхерачивать соседний берег. Шум от этих атак неповторимый, если уж у меня здесь нервы сжимаются от ужаса, то как же чувствуют себя «чехи», попадая под обстрел этой херни? Наверное, это очень мощный психологический пресс…

У меня то же есть своя маленькая рация «Р-162», но в условиях гор она крайне малоэффективна, и еще со времен похода на Хиди-Хутор я сделал вывод, что проще так докричаться, чем передать что-нибудь в эфир. Иногда «чехи» вылезают на нашу волну и начинают завывать «аллах акбар» и «бисмиляхи рахмани рахим…». Я уже выучил эту суру наизусть и иногда подпеваю им для прикола, но меня с моей игрушечной рацией вряд ли кто- нибудь слышит…

Связь оживляется:

– Арткорректировщик засек группу боевиков, просит дать один «огурец» для корректировки…

Раздается прерывистый свист, и у меня внутри все сжимается, к нам с неба летит сюрприз! Старые песни о главном, только вчера сидели пол дня под минометным обстрелом разных калибров, и вот, похоже, опять все сначала. Взрыв, и в десяти метрах от нас дымиться свежая воронка. У Связи глаза по полтиннику:

– Говорит, нормальное попадание, просит еще пять «огурцов».

Все сомнения отлетают, молотят нас! Мороз оглядывается:

– Сваливаем?

– Куда на хер сваливаем, ложись!!!

…Вокруг еще пять взрывов!

– Связь, бля, скажи – своих долбят!

– Не получится, аккумулятор сел, рация только на прием работает, жопа…

…Интересно то, что нашего корректировщика рядом быть не может, и возникает вопрос, а кто же тогда наводит на нас огонь? Немного успокоил связюк:

– Говорит, отличная стрельба, цель уничтожена…

Ну, хвала аллаху, мы, типа, уничтожены и, если не шевелиться, может отвяжутся от нас? Несколько минут ожидания – в эфире тишина, а я-то подумал вторая серия вчерашней истории началась. А так все живы, малость контужены, но без ранений, так что херня, мелочи жизни…

…На сей раз тишина устанавливается не надолго, минут через пятнадцать впереди сверху громкий разговор явно не по-русски. Адреналин через край, руки ходуном ходят, но по опыту знаю, что это до первого выстрела. Мелькнувшие впереди тени сворачивают и уходят к мосту. Похоже трое, и похоже идут прямо впасть к Гюрзе! Сжимаюсь в ожидании начала стрельбы, но почему-то стоит тишина, либо Гюрза взял их на ножи, либо хрен его знает. Проходит пять минут, десять, но со стороны моста ни каких движух. Не знаю, что и думать. Снайпершу-«англичанку» мы явно упустили, но команды сваливать не было, и остается только любоваться природой, молиться, чтоб какой-нибудь шалый вертолет не пришиб нас по случайности, бороться со сном и ожидать хер знает чего…

***

Дежавю… С того берега реки Фортанги на меня смотрит красивая девушка. С этой красавицей я уже виделся на проклятой земле Ичкерии, и очень даже знаком. Сердце забилось, как пулемет, это смерть собственной персоной. Стройная, в полупрозрачном саване, огромными красивыми черными глазами смотрит на меня, молчит и улыбается. Я ей улыбаюсь в ответ. Похоже у нас взаимные чувства друг к другу…

– Череп, идут…

Это Мороз – маленький разведчик-срочник, лежащий впереди в десяти метрах от меня, оглядываясь повторяет шепотом:

– Идууут…

Я встряхиваюсь, похоже, задремал. Со стороны моста треск веток и приближающиеся тени. Видно возвращаются наши, судя по всему, охота на сегодня закончена. Собераюсь встать, зевнуть и потянуться, но зевок застревает в глотке, а сердце останавливается, на нашу полянку из кустарника выходит махровый партизан! Чернобородый, с ядовито-зеленой повязкой на голове, в полугражданской одежде, и бело-грязных кроссовках, весь обмотанный пулеметными лентами, он быстрым шагом проходит мимо Мороза и с отсутствующим взглядом, явно ни кого не замечая, идет на меня. На каждый его шаг у меня проскакивает с десяток мыслей. Кто это? почему молчат Прист с Пашкой? Может это свой, один из «гусаров»? Они должны где- то рядом работать. Хотя вряд ли, «гусары» все, как один одеты в горки и берцы и повязаны в защитно-зеленые косынки, а это явно «чех»! Похоже, это снайперша-«англичанка» со своими волчарами нарисовалась. Неужто дождались?

Первый «чех» уже поравнялся со мной, мимо Мороза прошел второй чечен, а из куста вышел третий.

В голове мешанина – бля, по чему молчит Прист? Где Гюрза? Что происходит, ссука?! Приста с «Пашкой, похоже, сняли по-тихому! А это значит, наша огневая мощь уменьшилась на один пулемет! Хрен с ним, горевать потом будем. Сейчас план такой – ближайшему чернобородому прострелить в упор колени и всадить пулю вниз живота (что бы потом допросить была возможность), расхерачить всех, кто вылез из кустарника, засыпать густо очередями сектор от оврага до поляны слева, закидать гранатами, и рывком вперед, мочить всех кто мужского пола. Главное не задеть «англичанку», она нам нужна живая, целая и тепленькая. Ну, понеслась!!!

…Чечен, шедший первым, выхватил сразу три очереди и согласно своему плану стреляю ему по ногам, Елка с другой стороны разнес ему голову, а Мороз, недолго думая, всадил ему очередь в спину. В следующую секунду я моментально оглох – со стороны кустарника не дальше чем с десяти метров от Мороза по нам ударило не меньше двадцати стволов! Ни поднять головы, ни высунуться из-за дерева нет ни какой возможности. Я в ужасе несколько секунд наблюдаю, как надо мной отлетает кусками кора и сыпятся ветки. Твою мать! Похоже, это не те, кого мы ждали, уж больно их до хрена! Затем огонь потух, и пошла волна атаки, чечены (явно не дети, знают чего делают) скачками от дерева к дереву пошли на сближение. Очередь пулемета Гарика заставила их залечь, но ни о какой контратаке не может идти и речи, нереально даже сменить огневую позицию!

В следующее мгновение все поменялось – «чехи» перенесли огонь хрен знает куда, а из кустарника вдруг выскочил Пашка. На одном плече у него весит пулемет, а на другом – Прист. Левой рукой он поддерживает Приста, а с правой короткими очередями с автомата стреляет себе под ноги по лежащим «чехам». Сбив волну чеченской атаки и добежав до Связи, Пашка выхватывает пулю в горло, и, упав, бьется в судорогах. За то очухавшийся Прист орет благим матом:

– Я их посчитал! Их больше сорока пяти человек, это сколько я видел! И в лесу кроме этого еще есть!!!

В неожиданно наступившей тишине крик Приста прозвучал как приговор. Связь, помолчав, тихо добавляет:

– И рация сдохла, лучше не придумаешь, полный пиздец.

– Прист, ты почему не стрелял?

– Задремали мы немного, а когда увидел их, идущих от моста, решил что это свои, по тому и не стрелял. А потом, когда на поляну сороковой вышел, а за ним еще вылезали – понял что это «чехи», только часть их уже мимо прошла… Нас они не заметили, мы в листья зарылись. Я не знал, что делать, они прямо по нам шли. Вы как начали стрелять мы тоже очередь дали, но нас тут же гранатой накрыло, дальше смутно все. Помню только Пашка крикнул: «Бежим!» Меня в охапку схватил, мы прямо по «чехам» и побежали…

Пашка лежит без сознания, но с открытыми глазами, уставился в небо и улыбается. Смотреть на него жутковато. У Приста две дыры в спине и одна в правой ноге чуть ниже задницы… Подал голос Мороз:

– Может сваливать пора?

Ответить ни кто не успел, залпом грохнули гранатометы, оглушительно задолбили не меньше трех пулеметов. От моего многострадального дерева ощепился большой кусок и улетел в овраг. От ствола осталось метра полтора, остальное упало поперек