Утопая в беспредельном депрессняке - Майкл О'Двайер

— Ах, мистер Гудли, опять у вас глаза как-то странно поблескивают!

Мистер Гудли и сестра Макмерфи тихо направились в его комнату.

Виски проснулся возле Элизабет с болью в спине, судорогами в руках и множеством колющих иголок в ногах. Он выбрался из кресла и осторожно поправил на ней одеяло. Потянувшись, чтобы размять ноющую спину, он с улыбкой посмотрел на Элизабет. Она выглядела такой маленькой и беспомощной, свернувшись под одеялом. Сразу видно, что ее надо защищать и оберегать. Он опять улыбнулся, потому что знал, что это было правдой лишь отчасти, — она была в состоянии постоять за себя. Тем не менее ему хотелось быть рядом с ней — на всякий случай. Он почувствовал, как его охватывает зимний холод, и задумался над тем, что лучше сделать: разбудить ее или подкинуть дров в огонь.

Он решил, что лучше всего отнести ее в постель.

Винсент поставил Хелену на ноги в центре студии и запер дверь. Ключ он забросил в самый дальний и темный угол.

— Винсент, что ты собираешься делать — запереть меня здесь?

Не отвечая ей, Винсент скинул пиджак на пол и закатал рукава рубашки. Так же молча, с решительным видом он пошел на нее, не сводя с нее немигающего взгляда.

— Винсент, ты меня пугаешь. Прекрати, — сказала Хелена, пятясь от него.

Отступая, она наткнулась на что-то. Она обернулась, чтобы выяснить, что это, и тут Винсент прыгнул на нее.

Альфред и Маргарет почти никогда не спали.

Они проводили ночи, глядя в пространство и думая о своем. Время от времени Маргарет поворачивалась к мужу, целовала его в щеку и говорила, что любит его. Альфред время от времени гладил ее по плечу или сжимал ее руку своей. На этот раз, впервые за много месяцев, он ответил ей, когда она заговорила.

— Любовь, — сказал он.

— Да, дорогой. Я тоже люблю тебя.

— Любовь — это замечательная штука.

— Штука? Какая штука?

Виски осторожно посадил Элизабет в кресло возле кровати, снял с нее туфли и отогнул в сторону одеяло. После этого он снова поднял ее, уложил в постель и накрыл одеялом. Он поцеловал ее в лоб и в кончик носа, затем, поколебавшись, и в губы.

Улыбаясь, он разгладил пальцем нахмуренную складку у нее на переносице. У дверей он на миг задержался.

Когда он открыл дверь, та скрипнула, и свет из коридора упал на Элизабет. Тень от головы Виски пристроилась на подушке рядом с головой Элизабет. Она заворочалась и протянула к нему руку.

Он уже выходил в коридор и начал закрывать дверь за собой, когда услышал ее голос.

— Куда это ты намылился? — спросила она сонно. — Я тебя никуда не отпускала.

Мистер Гудли посмотрел на свое отражение в маленьком зеркальце. Удовлетворенно хмыкнув, он почесал нос. Чувствовал он себя прекрасно, все тело пылало и было будто наэлектризовано. Он аккуратно соскреб остатки порошка в баночку и уложил ее вместе с зеркальцем в футляр из черной кожи, который принадлежал еще его отцу, доктору Маркусу Гудли Третьему. Он пристрастился к кокаину в четырнадцать лет, когда случайно подсмотрел, как отец украдкой нюхает белый порошок и на лице его начинает играть блаженная улыбка. Позже любопытство заставило его тайком пробраться в отцовский кабинет. Мистер Гудли улыбнулся своим воспоминаниям, пряча черный футляр иод половицей. Наслаждение усиливало и то обстоятельство, что ему приходилось держать свою привычку в секрете от сестры Макмерфи.

— Жизнь полна радостей, — прошептал он, открывая дверь и выходя в спальню.

Мистеру Гудли нравилось раздевать сестру Макмерфи, медленно освобождая ее от белых накрахмаленных юбок. Стараясь не прикасаться к ней, он расстегнул молнию и стянул с нее платье, упавшее вокруг ее тонких лодыжек.

Она улыбнулась ему и, когда он выпрямился, протянула к нему руки и сняла с него куртку, рубашку и галстук. Они всегда раздевали друг друга по очереди, сводя при этом физический контакт к минимуму. Когда процесс раздевания был закончен, они ложились в постель лицом друг к другу и какое-то время оставались в таком положении, не касаясь друг друга, накапливая разгоравшееся желание.

Винсент швырнул Хелену на кровать.

Она попыталась уползти от него, но он успел поймать ее за ногу. Встав на колени рядом с кроватью, он подтащил ее поближе, так что она оказалась на краю лицом вниз.

— Винсент, черт тебя побери, отпусти меня, или я закричу! — завопила она.

Не обращая внимания на ее просьбу, он правой рукой прижал ее спину к кровати, а левой шлепнул по ягодицам. От изумления Хелена не издала ни звука. Повернув лицо к Винсенту, она увидела, что он замахивается опять.

— Не надо! — крикнула она. — Пожалуйста, Винсент, не надо.

Но он продолжал невозмутимо шлепать ее.

Наконец он остановился, и Хелена, отодвинувшись от него на середину постели, свернулась там рыдающим калачиком.

— Что, больно, да? — спросил он — Еще больнее, когда человек, которого ты любишь, вытирает о тебя ноги и ни в грош тебя не ставит, когда он гордо ходит, наплевав на твои страдания, и верит любой гадости о тебе, не желая знать правду.

Хелена посмотрела на Винсента. Из-за слез он расплывался в ее глазах, превратившись в пятно, которое легло на постель лицом вверх и уставилось в потолок пустым взглядом. Винсент закрыл лицо руками, затем отбросил волосы назад.

— Ты ревновала совершенно напрасно, — сказал он, — без всяких оснований. Между мной и Элизабет никогда ничего не было. Ни разу. Она просто вдохновляла меня, подавала идеи, возвращала мне уверенность в себе, когда я отчаивался, критиковала мои работы, когда я ее просил об этом. Короче, она стала для меня другом И не больше того, Хелена. Другом каким ты не хотела быть.

— Но у тебя же никогда не было времени для меня. Ты постоянно торчал здесь. Вместе с ней. Что еще я могла подумать?

— Но я работал И это не тупое протирание штанов на рабочем месте «от и до». Я берусь за работу, когда возникает внутренняя потребность, и работаю, пока хватает сил. Останавливаться нельзя — я могу потерять ощущение того, как это надо делать.

— Зато теперь ты потерял меня. Надеюсь, ты не прогадал.

— А разве ты сидела и терпеливо ждала меня, поплевывая в потолок? Ты крутилась, как заведенная, создавая себе имя в искусстве. Организовывала званые обеды для своих друзей с тугими кошельками, чтобы поближе подобраться к их капиталам. Скажи, Хелена, ты знаешь, в какой именно момент ты начала подозревать нас с Элизабет? Я знаю. Это было тогда, когда ты впервые увидела картины, на которых она изображена. И ты, не задумываясь, сразу решила, что мы спим с ней. Разве не так?

— Не помню. Возможно.

— А хочешь знать, почему я стал писать обнаженную натуру? Впрочем, хочешь ты или не хочешь, я все равно скажу. Я мечтал о том, чтобы моделью была ты, но тебя никогда не было дома. Ты увлеченно добывала деньги, тебе надо было немедленно получить от жизни все. Я отдал бы все деньги, какие у меня есть, ради того, чтобы ты была со мной, но для тебя главное было — завоевать весь мир. Я мог бы сделать тебя намного богаче большинства тех, за кем ты гоняешься, но ты хотела добиться всего самостоятельно, не так ли? Нет ничего слаще успеха. Это было для тебя слишком большим соблазном.