Большая книга ужасов 72 - Елена Арсеньева

— Нет, — буркнул угрюмо. — Я пойду. Некогда мне.

— Да погоди! — Ася схватила его за руку — Сашу будто током дернуло. — Тебе папа-то зачем был нужен? По делу?

— Ага, по делу.

— Да по какому, ты скажи! — засмеялась Ася.

И Саша понял, что надо или решаться, или уходить ни с чем.

— Я хотел у Василия Николаевича ежа попросить, — со всей доступной наглостью ляпнул он.

— Ахилку? — изумилась Ася.

— А что, у тебя другой есть? — пробурчал Саша.

— Только этот, — покачала головой Ася. — А зачем тебе еж? И откуда ты знаешь, что он у меня есть? Тебе мой папа сказал? А папу моего ты откуда знаешь?

Вопросы сыпались как град, как выстрелы. И ранили буквально до крови. Саша втянул голову в плечи. Он устал от разговора с Асей, он просто болел от разговора с ней!

— Да погоди ты, не уходи! — Она продолжала тянуть его за руку. — Не хочешь говорить — не надо. Нужен тебе Ахилка — бери. Только ухаживай за ним хорошо. Молока ни в коем случае не давай.

— Почему? — ошалело спросил Саша. Он имел в виду, почему она так спокойно отдает Ахилку, почему поняла, что еж в самом деле отчаянно нужен незнакомому мальчишке, который вдруг приперся к ее отцу и ничего не хочет толком объяснить, только бурчит что-то невнятное… Но Ася решила, будто он спрашивает, почему Ахилке нельзя молока давать! И, наконец выпустив его огнем горящую руку, болтала, вытаскивая из-под вешалки небольшую обувную коробку, ставя ее на пол, поворачивая набок и осторожно закатывая туда ежа, который мигом свернулся клубочком, выставил иголки, но не фырчал, не пытался убежать и не противился, словно ничуть не возражал против предстоящего путешествия:

— Потому что от молока у ежей болит живот! Они, конечно, его очень любят, но взрослым ежам оно вредно. Вот, я тебе дам корм, — она метнулась в кухню и через секунду выскочила с небольшим пакетом в руках. — Тут дня на три хватит. Или он тебе на подольше нужен?

— Да нет, думаю, я его через три дня точно верну, — растерянно пробормотал Саша, впервые задумавшись о том, какая судьба ждет Ахилку. Ну понятно, что бороться со змеей. А это вообще реально?! Конечно, Лукиан говорил, что ежи истребили всех змей в том городе… как его… в Пафлагонии, что ли, — но вдруг там какие-то особенные ежи были?! Вдруг Ахилка погибнет? И что Саша тогда скажет Асе?!

— А правда, что ежи могут убивать змей? — спросил он, и Ася кивнула:

— Конечно. Не так ловко, как мангусты. Но все же могут. И плавают хорошо. А помнишь, на картинках в книжках нарисовано и в мультиках показывают, будто ежи на иголках переносят яблоки и грибы?

— Ага.

— Так вот, это неправда, — засмеялась Ася. — Самое большее, что еж может на себя наколоть, это листья, и то на них надо валяться. Не будет же он на грибах и яблоках валяться! Эту легенду еще Плиний Старший выдумал, а все ее повторяют, потому что она смешная и милая такая, правда?

— Кто выдумал? — озадачился Саша.

— Плиний Старший, — повторила Ася, — древнеримский историк. Слышал про такого?

— Нет, — выпалил Саша. — Зато я про Лукиана слышал. Это такой древнегреческий писатель! Все, спасибо, я пошел!

Он подхватил с пола коробку с Ахилкой и с Ахилкиным кормом и кинулся вниз по лестнице. На повороте, на полуплощадке, обернулся: Ася стояла в дверях и смотрела ему вслед.

— Береги Ахилку, — сказала она. — Поставь ему лоток или хоть газетку на пол положи. Еще он мясо любит… Нет, ну где же я тебя все-таки видела?!

— Забей, не видела ты меня нигде и никогда! — крикнул Саша, у которого нервы окончательно пошли вразнос, и понесся вниз не оглядываясь.

Вот ужас, вот где ужас… Впервые в жизни тебе понравилась девчонка — а она твой враг. Но самое главное — она твоя сестра!

* * *

День близился к вечеру. Весь его Саша провел в уходе за Ахилкой. Лотка не нашлось — пришлось пожертвовать крышку от старой кухонной вакуумной хранилки. Саму хранилку Саша еще в далеком детстве нечаянно поставил на газовую плиту. Мама ее почти сразу сдернула, но поздно: хранилка продырявилась, пришлось ее выбросить. А крышка осталась. Ни к чему другому она не подходила, валялась просто так, а вот теперь очень даже пригодилась. Ахилка ее мигом освоил, а потом начал бродить по кухне, подергивая носом. Саша насыпал ему в блюдце сушеных стрекоз, но еж отвернул от них мордочку и потопал к холодильнику. Встал около него и начал требовательно фыркать.

— Умный какой! Все понимает! — пробормотал восхищенно Саша.

Наскреб на дне кастрюли остатки вареного мяса, нарезал сыра, яблока, положил в другое блюдце — все это было принято Ахилкой с горячим одобрением, а на десерт и стрекозы сгодились. Аппетит у зверька оказался исключительный!

Потом Саша попытался провести опыт — наколоть на ежиные иголки яблоко, но опыт не удался. Пожалуй, Ася сказала правду! Наверное, и про молоко было правдой, но тут Саша не стал рисковать и проверять.

Наевшийся Ахилка обошел, постукивая когтями, комнаты, выбирая себе место поуютней, забился за Сашин диван и захрапел. Причем довольно громко! Саша надеялся, что к ночи он выспится и проснется. Все-таки ежи относятся к ночным животным.

В отличие от человеческого (даже папиного!), ежовый храп не раздражал, а успокаивал. Саше даже спать захотелось! Улегся на диван, под которым храпел Ахилка, и закрыл глаза. И тотчас поплыл, поплыл сон…

Снился ему парк, ночь и тишина. Снилось, будто идет он по траве к тому самому кусту, где находится дромос, и вдруг слышит из-под земли чей-то слабый-слабый голос — такой слабый, что и слов не разобрать. Приглядевшись, понимает, что голос доносится из-под земли, и наконец видит откуда: из какого-то красно-черного пятна. Но вот вместо этого пятна появляется глубокая прямоугольная яма. Саша становится на колени на самом краю, заглядывает в нее и видит: на дне лежит человек, до подбородка укрытый чем-то черным. Впрочем, и волосы у него тоже очень черные, так что лицо кажется белым пятном. Внезапно человек открывает глаза — и из них вырываются две струи черного дыма, свиваясь в одну. Но это уже не дым, а змея, которая устремляется к Саше. Он с ужасом отскакивает от ямы, но змея не отстает, летит к нему, разевая пасть, а над ней парит нетопырь. Внезапно он пикирует в могилу и тотчас выпархивает оттуда, сжимая в лапках бледный лоскут, но это не лоскут, а лицо того человека, который лежал в яме! Лицо, отделенное от тела, от головы, — просто ЛИЦО!

Саша с воплем сел на диване, прижимая к себе подушку, словно надеясь спрятаться за ней от всей этой жути.

В комнате было полутемно — за окном густели сумерки.

Сопя, фыркая и кряхтя, из-за дивана выбрался Ахилка и затопал на кухню.

Саша вспомнил, что днем еж опустошил свои тарелочки, и тоже пошел на кухню. Опять нарезал ему сыра и яблок (мясо кончилось), без всякой охоты поел и сам, да еще шлифанул прошлогодним смородиновым вареньем. На самом деле варенье Саша не любил, тем паче смородиновое, но сейчас просто необходимо было срочно успокоиться. Сладкое — лучший транквилизатор, говорила мама, а уж она в сладком знала толк, недаром в их доме зефир, мармелад, шоколадные конфеты и вафли дольше одного дня не залеживались, сколько бы ни было куплено!