Большая книга ужасов 72 - Елена Арсеньева

В связи с отсутствием в греческом алфавите букв Ш и Щ Ангелина Богдановна написала «захитит» вместо «защитит» и «Хихко Охаре» вместо «Шишку Ошаре», поэтому Саша не удержался от нервического хихиканья. Но гораздо интересней было другое: откуда Ангелине Богдановне известно, что ежа он взял у Аси и что его зовут Ахилка?! А ведь она знала об этом заранее, еще когда говорила: «Днем тебе придется найти ежа. Где угодно, но найти! Даже если придется совершить то, что тебе кажется невозможным!»

Она заранее знала, что встреча с Асей будет казаться Саше чем-то невозможным…

Ладно, пора перестать удивляться тому, что с ним происходит. Пора привыкнуть к невероятному. Самое невероятное, строго говоря, впереди: битва с вриколасами. Интересно бы знать, чем все кончится… Хотя, если Ангелина Богдановна напоминает, чтобы он вернул хозяевам руку-воровку и ежа, значит, теоретически Саша останется жив…

Хорошо бы и практически!

И тут он заметил еще одну фразу. Она выглядела так: «Έβδομη ημέρα μάγος θα κερδίσει!» Попытка перевести ее привычным способом оказалась обречена на неудачу, ибо смысла в этих словах, даже будь они написаны русскими буквами, не нашлось никакого. «Евдоми имера магос тха кердизеи!» — вот что получилось.

На всякий случай Саша выучил эту тарабарщину наизусть. Как ни странно, после этого ему несколько полегчало.

Наконец он стащил с себя майку и вылил на ладонь немного масла из кувшинчика. Оно было светло-синим и приятно пахло ванилью. «И тут, конечно, не обошлось без гелиотропа!» — подумал Саша, и стало еще легче на душе. Натер маслом плечи, с удовольствием вдыхая запах ванили, потянулся было за футболкой, но вспомнил наказ Ангелины Богдановны не надевать ее и отдернул руку. Да, зря искал маскировку! Теперь его белую незагорелую грудь и спину в темноте парка только слепой не заметит. А может быть, это масло невидимости? Нет… Он себя отлично видел, к сожалению.

Ну ладно, время покажет, что это за штука.

В комнате по-прежнему было довольно светло, но сияющая синева за окнами сменилась глухой темнотой, и Саша понял, что пора идти. Окинул комнату взглядом, чтобы проверить, не забыл ли чего. Нет, все его боевые единицы налицо: еж Ахилка в коробке, рука-воровка в скотче, нож с костяной ручкой на столе.

Саша сунул нож за ремень джинсов, и это такое взрослое, ковбойское, киношное движение здорово его приободрило! Потом взял коробку с фыркающим и сопящим Ахилкой, руку-воровку, свою футболку — и пошел к мраморной двери. Нырнув в синюю мглу, очутился на лестничной площадке. Та же прохладная волна, которая встретила его, прошла через него обратно. Створки бесшумно сомкнулись за спиной, и, когда он обернулся, мраморной двери уже не было: осталась только темно-бордовая сейфовая дверь его квартиры.

Саша обреченно вздохнул, смиряясь со всем, что произошло, и со всем, что еще произойдет с ним, бросил футболку на коврик под дверью и побежал вниз по лестнице.

Перед тем как нажать на кнопку домофона и выйти из подъезда, он замер.

Надо было решить, что делать. Выработать план действий! Но в голове вертелось одно «Евдоми имера магос тха кердизеи!», что здорово мешало думать.

Саша протянул руку к кнопке, но тут его словно кто-то одернул и заставил сделать шаг назад, к той стене, где располагался выключатель. Не хотелось, чтобы его кто-нибудь увидел — голого по пояс и с очень странным багажом!

Он погасил свет, открыл дверь, шагнул через порог — и дыхание перехватило, потому что привычный дворик с маленькой детской площадкой и гаражами, которые виднелись из-за кустов сирени, вмиг исчез, а все вокруг заволокла полная и кромешная тьма.

* * *

Показалось, стемнело во всем мире, на всех материках, во всех часовых поясах, во всех городах и странах, на земле и на небе! Ничего не было видно — ни-че-го!

И входить в эту темноту, вернее, погружаться в эту темнотищу, в которой словно бы растворился мир, у Саши не было никакого желания. Он даже попятился и чуть не свалился, наступив на порожек подъезда.

Это вернуло ощущение реальности и помогло собраться с духом. Если на месте порог, а плечом ты ощущаешь холод металлической двери, значит, мир никуда не делся, а что темно — ну подумаешь, ночью всегда темно!

Подбадривая себя таким нехитрым образом, Саша прижал коробку с притихшим Ахилкой и руку-воровку к груди, чтобы не дай бог не выронить, если невзначай споткнется или оступится в темноте, а свободной рукой пошарил там, где должны были находиться перила.

Перила, на счастье, никуда не делись, так же как и ступеньки, так же как и стены дома, придерживаясь за которые Саша благополучно добрел до угла и вышел на тротуар.

Здесь дела пошли хуже. Нужно было пересечь дорогу, чтобы дойти до парка, — но как это сделать? Саша представлял, в каком направлении идти, но в тишине и темноте, воцарившейся в мире, то и дело раздавались звуки, очень напоминающие рев моторов. Да, по Белинке автомобили гоняли ночью, конечно, реже, чем днем, зато с куда большей скоростью, — и как умудриться перейти на противоположную сторону, когда не видно ни этих машин, ни светофоров, ни вообще чего бы то ни было?!

Несколько раз Саша уже готов был ринуться вперед, но почти сразу ощущал резкое дуновение и рев, означавшие, что вот только что мимо промчался автомобиль. Шагни он на дорогу — и одним савватистисом стало бы меньше…

Хотя им и сейчас меньше. Толку-то от савватистиса, который нерешительно топчется на месте! Надо идти. Во что бы то ни стало!

И в это самое мгновение от его ног протянулась вперед слабо светящаяся, но отчетливо различимая разноцветная мозаика, которую он уже видел однажды.

Дромос! Это высветился дромос, указывая ему путь!

Стоп. Ангелина Богдановна предостерегала: «Не ходи на дромос!»

Ладно. На дромос он не пойдет, но дорогу-то пересечь всяко надо. Придется сделать вот что…

Саша рванулся вперед, стараясь бежать как можно ближе к дромосу, чтобы не сбиться, но все же не наступая на него. Машины, это было слышно, пролетали и впереди, и позади, и за спиной, но он был вполне цел и жив, когда ощутил под ногами не асфальт, а траву газона.

Ага! Получилось! Еще несколько шагов — и он окажется в парке.

Оглянулся на дромос — и отпрянул: мозаичная дорожка горела мутным красно-черным пламенем, не дающим ни жара, ни дыма, однако Саша точно знал, что это пламя чьей-то ярости. Кажется, он даже слышал какой-то звук, напоминающий не то сдавленное разочарованное рычание, не то злобный приглушенный клекот…

Да, не вспомни он о предупреждении Ангелины Богдановны — что же было бы?! Даже подумать об этом страшно… а впрочем, какой смысл переживать из-за того, чего не произошло?

После того как зловещее пламя погасло, тьма показалась еще более непроглядной. Однако ненадолго. Впереди забрезжило что-то призрачно-серебристое, и чем дольше Саша всматривался в этот свет, тем отчетливей видел, что его источают довольно странные предметы, собранные в парке. Среди них были кресты, тумбы, какие-то статуи…