Большая книга ужасов 72 - Елена Арсеньева

Стоп. В парке Кулибина ничего подобного не было! Там была детская площадка с качелями, горками и домиками. А здесь что-то совсем другое… Куда он забрел? Заблудился?

«Да ведь это же надгробия!» — внезапно догадался Саша. Он заблудился, да, но не в пространстве, а во времени: попал не в парк Кулибина, а на Петропавловское кладбище, каким оно было раньше, давным-давно!

Дрожа от прохладного ветерка и, конечно, от страха, Саша осторожно брел по дорожкам среди оградок и надгробий и растерянно вглядывался в имена похороненных здесь людей. Некоторые разбирались с трудом, но некоторые читались легко: городской голова Федор Петрович Переплетчиков, поэт Леонид Григорьевич Граве, Иван Петрович Кулибин, мастеровой, Акулина Ивановна Каширина, Федор Матвеевич Пулби, Иван Алексеевич Афанасьев, Адольф Фердинанд Стенстрем, купец второй гильдии Светлан Степанович Богров, литератор Александр Серафимович Гациский…

Гациский! Саша встрепенулся, словно доброго друга встретил! Положил руку на овальную вершину замшелой гранитной тумбы, на которой было начертано это имя, и прошептал:

— Здравствуйте, Александр Серафимович! Здравствуйте, савватистис!

Это слово произвело потрясающий эффект! Буквально под ногами вспыхнуло что-то красно-черное, и Саша обнаружил, что, сделай он еще шаг, — провалился бы в какую-то жуткую ямину. Отпрянул и смог удержать равновесие только благодаря надгробной тумбе Гациского, за которую уцепился как за соломинку. В это мгновение он отчетливо расслышал то же самое разочарованное сдавленное рычание, которое уже слышал на призрачном дромосе, и понял, что и здесь ему была расставлена ловушка. От первой его спасло воспоминание об Ангелине Богдановне, здесь — обращение к Гацискому. К савватистису!

Да, его продолжают оберегать свои, но и самому зевать не стоит.

Однако тому, кто расставил ловушку, явно не понравилось, что Саша ее избежал.

Только что рука ощущала вековой холод камня — и вдруг под ней оказалась пустота. Саша испуганно смотрел, как разрушаются на мелкие осколки, а потом и обращаются в прах окружающие его надгробия и кресты. Исчезло серебристое свечение, и снова все покрылось тьмой.

— Вот уж правда хоть глаз выколи, — пробормотал он, чтобы себя приободрить, но от звука своего голоса, который канул в плотную тьму, стало еще страшней.

Саша умолк, настороженно всматриваясь, вслушиваясь, принюхиваясь к тишине. Пахло травой, сыростью. Над головой мирно шелестели листья, но Саше казалось, он чувствует чьи-то недобрые взгляды, устремленные на него. Да, в черной футболке был бы куда менее заметным! А впрочем, лицо все равно белеет в темноте…

Он медленно поворачивался на месте, не зная, куда идти, что делать, но всем своим существом ощущая, что на него вот-вот нападут.

Откуда? Неведомо. Кто? Ну, это более или менее понятно…

Не пора ли распаковать руку-воровку? Вот только удастся ли держать ее под контролем, не вырвется ли она и не убежит ли на привычный промысел?

На всякий случай Саша вытащил из-за пояса нож — и это движение словно бы дало знак к действию!

Высоко над головой что-то слабо засветилось. Это была луна, осветившая окрестности, и Саша увидел, что опять находится в парке Кулибина. Оглядевшись и нигде не обнаружив опасности (что вовсе не означало, будто ее на самом деле нет!), Саша посмотрел на луну.

Было нечто коварное и зловещее в ее бледном свете. Чудилось, это единственный глаз какого-то существа и оно все знает, все видит, но ничего не подскажет Саше, потому что желает ему зла.

Он все смотрел и смотрел вверх как зачарованный. Казалось, лунный лик увеличивается, приближается, колышется под легким ветерком… и внезапно Саша сообразил, что это вовсе не луна приближается — это на него медленно опускается лоскут лунного света, обметанный по краям черной нитью-змейкой. И сейчас накроет его!

В то же самое мгновение нож вырвался из его пальцев и врезался в скотч, спеленавший руку-воровку. Саша от неожиданности выронил ее. В один взмах ножа липкие путы слетели с руки и упали на землю. Защелкали словно кастаньеты уставшие от безделья пальцы, быстренько размялись — а потом рука взлетела в воздух, вцепилась в бледное пятно и дернула его вниз с такой силой, что вместе с ним сверзился и… нетопырь, не успевший разжать свои коготки.

Вновь взлететь ему не удалось: одним ударом рука-воровка отправила нетопыря прямиком на валявшийся неподалеку скотч, который мигом склеил жертве лапы, и чем больше нетопырь трепыхался, тем крепче приклеивался. Нетопырь верещал гнусным хриплым писком, однако Саше было не до него!

Обломанные, но не утратившие боевых качеств пальцы руки-воровки подцепили зловещую черную обметку и дернули так резко, что вырвали одним движением! Змея несколько мгновений висела в костяных пальцах, словно не в силах понять, что произошло, но через мгновение очухалась и скользнула в траву. Однако нож взлетел в воздух и вонзился в землю перед ней. Обогнув препятствие, она устремилась прочь. Нож вырвался из земли и снова преградил ей дорогу, но змея с легкостью ускользнула.

Коробка, которую Саша в полной растерянности прижимал к себе, вдруг так и заплясала в его руках, и он вспомнил, кто там находится. Ахилка рвался в бой!

Саша поспешно поставил коробку, открыл ее — и серый колючий комок выкатился вон со скоростью дробинки, вылетающей из ствола духового ружья!

Он сразу оказался около змеи, и та, или услышав, или почуяв его приближение, развернулась к нему и, подняв голову, злобно зашипела.

Ахилка приближался медленно, свесив боковые иглы до земли. Защищает лапки, понял Саша. А вот на лбу иглы были грозно выставлены вперед, так что змее стоило крепко поостеречься, прежде чем атаковать мордочку — самую незащищенную часть ежа.

Змея взвилась, готовясь к нападению, прыгнула, но Ахилка оказался проворней и успел ускользнуть, а потом цапнуть ее за спину. Она развернулась, однако перед ней уже лежал туго свернутый комок встопорщенных игл, и как ни пыталась змея, она не смогла даже коснуться ежа, не причинив себе боли.

Она отползла, готовясь к новому нападению, но Ахилка стремительно развернулся и цапнул змею еще раз. Ее шипение показалось истошным криком, и Саша заметил, что двигается она уже не так проворно, как прежде.

«Да ведь Ахилка ломает ей позвонки!» — догадался он, и в следующее мгновение еж опять ринулся в атаку.

Исход битвы был уже предрешен. Вскоре змея стала не чем иным, как слабо шевелящимся кусочком мяса. Она пыталась грозить, разевая пасть и шипя, но Ахилка прикончил ее, перекусив шейные позвонки. Черная зловещая лента неподвижно распростерлась в траве, а еж, отряхнувшись, с таким выражением, которое нельзя было назвать иначе как брезгливостью, неспешно вернулся в коробку.

«Неужели все кончилось?» — подумал Саша ошеломленно.

Но он ошибался.

Рука-воровка, которая все это время смирно лежала на траве, словно наблюдая за битвой, видимо, заскучала и решила стащить хоть что-то, до чего могла дотянуться. Для начала она вцепилась в нож, о котором Саша совершенно забыл, — и тот вмиг исчез. А потом рука точно так же проворно прибрала и скотч, сдернув его с лапок и крыльев нетопыря.