День похищения - Чон Хэён

была абсолютно пустой. Сам не свой, он вышел из больницы и опомнился лишь на улице. Что же ему сейчас делать? Мёнчжун не понимал, во что влип и что вокруг него происходит. Хотя самое главное – это Хиэ, с ней все разрешилось. Точнее, разрешится: операция назначена. «Ты же жизнь свою был готов отдать, чтобы ее спасти, разве нет? Ну и вот, видишь, как славно получилось?»

Мёнчжун внезапно остановился и второпях помчался обратно в больницу – поблизости не было ни одного таксофона. Что, впрочем, неудивительно – у кого сейчас нет мобильного? Он подбежал на ресепшн.

– Я могу от вас позвонить? Очень срочное дело!

Сотрудник в белой униформе с доброжелательной улыбкой поставил на стойку обычный проводной телефон. Странно, но довольно многие посетители обращались к нему с этой просьбой. Мёнчжун поднял трубку, громко вздохнул и затыкал по кнопкам: номер Хеын он помнил наизусть. Работник на ресепшне деликатно отвернулся, чтобы не мешать ему. В трубке раздались гудки, Мёнчжун немного подождал, но ему снова никто не ответил. Что ж, теперь все стало понятно: это ловушка, и он угодил в нее двумя ногами. Деньги заплатила Хеын, но откуда они у нее? Явно не с похищения – тут особого ума не нужно, чтобы догадаться.

«Алло, это я. Теперь мне все понятно: тебе зачем-то понадобилось втянуть меня в это дело. Но я звоню не для того, чтобы устраивать разборки. Мне нужно тебе кое-что сказать…»

Оставляя ей голосовое сообщение, Мёнчжун был спокоен, как никогда. Он говорил очень медленно, время от времени переводя дух, и все, что роилось у него в голове, он формулировал в четкие фразы. Хотя суть его длинного спича сводилась к одному: «Я тебя прощаю». Ее обман и предательство были омерзительны, но он решил, что будет признателен ей за них, потому что они позволят спасти Хиэ.

Мёнчжун снова вышел из больницы и поплелся к автобусной остановке, но ноги совсем не держали его, и он уселся прямо у входа. Что ж, ему повезло. Глаза у него были красные, хотелось расплакаться, но он, стиснув зубы, сдержался. Сказать, что он больше не злится на бывшую жену, было бы неправдой. Мёнчжун не знал, к чему она это все подстроила, но важен был лишь результат: их дочку прооперируют и она будет жить. Сотни, тысячи раз он думал о том, что ему все равно, что с ним будет, только бы выжила Хиэ. И сейчас где-то глубоко в его груди медленно тлело чувство благодарности к бывшей жене, которая придумала эту схему.

Машина, проезжающая мимо клиники, притормозила.

– Эй, вам что, плохо? – окликнули из нее Мёнчжуна.

Он ничего не ответил – просто отвел глаза, быстро поднялся с места и потащился дальше в сторону остановки. У уличной торговки, продававшей шляпы прямо на обочине, купил кепку, натянул ее чуть ли не на брови и сел в подошедший автобус. Сейчас ему надо вернуться в свою хибару на горе. Он обязательно отдаст Рохи, причем в целости и сохранности. Но чуть погодя: до второго сентября ему любой ценой нужно продержаться на свободе.

6

Куда бы отвезти девчонку? Удастся ли ему бегать и скрываться до сентября? Может, уехать куда-нибудь в глухую провинцию, где его никто не будет искать? Или это не такая хорошая идея? Обычно полиция думает, что ты свяжешься с семьей, друзьями или бывшими подружками и захочешь укрыться у них. Вот там они и будут тебя поджидать. Поэтому лучше всего уехать в какое-то неожиданное место, которое никто не сможет вычислить. Но как быть с Рохи? Что она об этом подумает и не заподозрит ли чего? А ну как к ней внезапно вернется память – и что тогда?

От этих мыслей у него голова шла кругом. Раньше, когда Мёнчжун поднимался к себе на гору, то до дома доходил уже задыхаясь, буквально свесив язык на плечо. В прошлый раз, например, он хрипел и чуть кровью не харкал – больше десяти минут пришлось отсиживаться на крыльце и приводить пульс в порядок. Но сегодня Мёнчжун был настолько погружен в свои мысли, что дыхания даже не замечал.

Рохи сидела на крыльце. Палка-чесалка по-прежнему была при ней, и она куда-то ею целилась. Мёнчжун провел взглядом по направлению атаки – перед ней на земле сидел черный кот: он часто сюда приходил и клянчил чего-нибудь поесть. Хиэ называла его Наби, то есть «бабочкой». Сам кот был весь черный, только вокруг шеи светлела полоска белой шерстки, как будто к смокингу повязали галстук-бабочку, – вот отсюда и прозвище. Рохи шугала его и прогоняла палкой. Мёнчжун подошел и взял кота на руки.

– Это же Наби. Он не царапается, ведет себя прилично. Просто приходит, чтобы его покормили. Вот только нечем у нас сегодня поживиться, у самих ничего нет…

Словно поняв его слова, Наби извернулся у него в руках, аккуратно спрыгнул на землю и потрусил в лес. Поначалу шевеление кустов выдавало его присутствие в зарослях, но вскоре стихло и оно.

– Я что, любила котов?

Котов любила Хиэ. Хотя не только котов – и собак тоже. А еще людей, даже своего незадачливого папку… Чтоб не расплакаться, Мёнчжун потряс головой:

– Нет.

– Да? А то я, конечно, не помню, но что-то они мне не очень…

Рохи хмыкнула, покачала головой, потом нахмурилась и посмотрела на руки Мёнчжуна. Затем перевела взгляд, пристально глядя ему прямо в глаза. Мёнчжун съежился: похоже, она опять что-то задумала. За секунду у него в голове промелькнула тысяча мыслей: «К ней вернулась память! Сейчас как вскочит, как заорет, как кинется вниз по дороге, зовя на помощь! Потом приведет людей, и меня арестуют. И Хиэ не смогут сделать операцию». Хотя он и приучал себя гнать из головы всякий негатив, но сейчас его прорвало. Ничего не поделаешь, ведь до настоящего момента он привык ожидать от жизни только плохое…

– Ты что, ничего не принес?

– А? – удивился Мёнчжун, даже не сразу поняв, что она имела в виду.

– Ты в курсе, что мне вообще-то есть надо? Тебя целый день не было, теперь пришел и ничего не купил… Или сегодня тоже собрался меня мучными комьями травить?

Мёнчжун с облегчением вздохнул: так это она из-за еды так напряглась… Немного поразмыслив, он сказал:

– Может, сходим на толкучку?

– Толкучку? А это что такое? – Теперь пришла очередь удивляться ей.

Мёнчжун усмехнулся: похоже, раньше ей никогда не доводилось ходить по рынкам и закупаться у