Кто-то просит прощения - Вадим Юрьевич Панов

у следующей стены – большая двуспальная кровать, с виду – очень удобная. У четвёртой стены – круглый столик, сервированный на двоих: пять тарелок, накрытых клошами из нержавейки, бокалы для воды и вина, бутылка воды, бутылка белого вина в ведёрке со льдом.

– Я подумал, что нам следует отметить твой приезд. Наконец.

Прозвучало очень светски.

– Ничего, что я в халате?

– Он тебе идёт. – Аркадий взял бутылку и принялся отвинчивать пробку. – Сегодня у нас будет новозеландский совиньон. Я помню, что ты предпочитаешь французов, но поверь – этот новозеландец тебя не разочарует.

Аромат действительно производил впечатление.

– Мы ведь под землёй? – в тон мужчине поинтересовалась Лера.

– Рыба исключительно местная, – рассказал Аркадий, подвигая девушке стул и усаживаясь напротив. – Приготовлена мастером своего дела.

Он поднял клош, и у Леры закружилась голова от восхитительного аромата. По-настоящему закружилась, и девушка поняла, как сильно соскучилась по хорошо приготовленной еде.

– На первое, разумеется, уха. На второе – сиг.

И то и другое – изумительно вкусно, а под белое вино – великолепно. И хотя совиньон оказался в меру лёгким, в голове у Леры зашумело. Не могло не зашуметь после всего, что с ней произошло.

– Вкусно?

– Да.

– Я очень рад.

Он рассказывал забавные истории, шутил, улыбался, даже смеялся, а она… Ей в какой-то момент стало удивительно легко. Хорошая еда и алкоголь сделали своё дело – Лерой овладела приятная расслабленность, полностью растворившая в себе страх и переживания. Она поддакивала шуткам, улыбалась и в какой-то момент рассмеялась, сначала неуверенно, но в следующий раз – искренне. Лере неожиданно стало казаться, что они волшебным образом вернулись в Москву, в ресторан, в котором встретились на следующий после знакомства день, где долго сидели рядом, глядя друг другу в глаза и болтая обо всём на свете. Вернулись в тот вечер, когда она по-настоящему почувствовала, что перед ней – её Мужчина. Тот самый. Необъяснимым образом единственный. И прав, тысячу раз прав проклятый мерзавец: между ними действительно возникла связь – при первой встрече. И стала неразрывной на следующем свидании. Та самая связь, которую нельзя объяснить – только почувствовать. Аркадий был искренен в тот вечер, такое поведение невозможно сымитировать, оно в мелочах. Или…

Или он искренне искренен со всеми своими «особенными» женщинами?

А потом забывает их и начинает сначала?

Впрочем, думать об этом сейчас совсем не хотелось.

Еды было не очень много, ровно столько, чтобы приятно насытить, но не потянуло в сон. Вино пошумело в голове, не вызвав опьянения. Лера окончательно расслабилась, сама начала болтать, что-то рассказывать, смеяться чаще… И сама, без просьбы или принуждения, ослабила пояс халата. Потому что поймала его взгляд и поняла, что Аркадию понравится. Ему очень понравилось. Особенно когда пола халата «случайно» соскользнула и открылась не только коленка, но и загорелое бедро девушки. Он ничего не сказал, но посмотрел на Леру с благодарностью. А она сказала, что вино – прекрасно.

Он действительно оказался вкусным – совиньон из Новой Зеландии.

И помог девушке отрешиться, пока ее брал иркутский маньяк. Приглушил отвращение, которое вызывал у Леры Аркадий, позволил не вздрагивать от его прикосновений и сыграть свою роль до конца. Роль послушной пленницы.

От наваждения девушка очнулась лишь сидя на своём топчане, в чистой футболке. Очнулась от щелчка закрывшегося «браслета». От понимания того, что, проснувшись, снова увидит ведро и сухой собачий корм в газетном кульке.

– Спасибо за восхитительный вечер, – прошептала она, с трудом сдерживая рыдания. И её голос прозвучал очень… благодарно.

– Как-нибудь повторим, – пообещал он, целуя Леру на ночь.

– Я ведь была хорошей девочкой?

– Идеальной.

– И я всё сделаю, чтобы ты был доволен, – сказала она, глядя Аркадию в глаза. – Я стану послушной девочкой, самой послушной на свете. И самой любящей. У тебя ещё никогда не было такой, как я – по-настоящему особенной. Ты увидишь. Ты почувствуешь. Я сделаю для тебя всё. Только для тебя.

Он улыбнулся и вышел из «конуры». В дверном замке повернулся ключ.

Она перевернулась на живот и уткнулась в подушку. Слёзы лились, но плечи не дрожали. Он видит её покорной, но никогда не увидит слабой.

Никогда.

10 лет назад, март

Что такое будущее?

То, что будет? То, что наступит завтра? Или через неделю? А что случится через неделю? Кто-то придумает новое мобильное приложение, кто-то закончит квартальный отчёт, кто-то купит квартиру, кто-то получит премию, у кого-то родится ребёнок… Это и есть будущее?

День за днём под неумолимое тиканье часов?

А что такое будущее, когда тебе двадцать шесть? Что такое будущее, когда ты молод и силён, и вся жизнь впереди? Для кого-то – это один интересный день, сменяющий другой, жизнь от поездки до поездки, от события до события; для других – любимое увлечение, постепенно заполняющее настолько полно, что на бытовые мелочи не остаётся ни сил, ни времени; третьи, прагматичные и надёжно стоящие на ногах, понимают, что именно сейчас, в молодости, закладывается фундамент карьеры, и стараются сделать его максимально прочным и крепким, заводят нужные знакомства, отрабатывают полезные связи, создают репутацию, просчитывают шаги.

Будущее – это не что-то непонятное и отдалённое, а то, что мы строим. Своими руками, своим умом. Это планы, повлиять на исполнение которых способна любая мелочь. А если планы большие, если кажется, что суждено достигнуть многого и твои перспективы по-настоящему блестящие, ты сделаешь всё, чтобы этим планам ничего не помешало. Сделаешь всё, ради спасения своего будущего.

Абсолютно всё.

И ты никогда не допустишь, чтобы твоё будущее зависело от кого-то другого.

От кого-то слабого.

Ненадёжного.

///

Воды было много, намного больше, чем в реальности: широкий, мощный поток заполнил почти всё ущелье, оставив берегу лишь узкую полоску – каменистую и скользкую. То была Рыта, и то была совсем не Рыта. Или Рыта – но преображённая, словно где-то в верховьях открылся кран, наполнивший её русло так, как не наполнялось оно даже по весне. Река величаво текла по ущелью, и казалось, что теперь ей точно хватит сил добраться до Байкала… Но так только казалось. Потому что вместе с самой рекой изменилось и место, в котором она исчезала – там появился круглый провал, окружённый огромными валунами. Даже не валунами, а скалами и их обломками. И они казались каменными губами гигантского рта, жадно поглощающего поток воды. Поток, идущий из крана, который кто-то открыл в верховьях. И река исчезала в нём, покорно принимая закон: ведь ей, даже ставшей сильной, запрещено впадать в священное море.

Наверное, потому, что вода в реке была чёрной.

Шумной, быстрой, мокрой, остро пахнущей свежестью… но чёрной. И не холодной, а тёплой. Как кровь. Зебра вошла в неё – в тёплую, как кровь, воду, по бёдра и, чуть наклонившись, стала водить над быстрым потоком ладонями, заговаривая его словами, которых не понимала. Прочитав заговор, Зебра опустила кисти рук в воду, затем подняла и внимательно осмотрела – чистые, нетронутые чёрным… и только под ногтями придирчивый взгляд заметил следы воды, только там. Они всегда были там, и Зебре всегда хотелось, чтобы чернота исчезла и оттуда, чтобы не осталось на ней даже мельчайших следов чёрной, тёплой, как кровь, воды, и она продолжала заговаривать реку, и вновь опускала кисти в воду.

В надежде стать совсем-совсем чистой.

Три раза опускала девушка руки в чёрную воду, и трижды входила в реку, каждый раз – в новом образе. Сначала, какой помнила себя в походах: в крепких туристических ботинках, штанах-карго и футболке. Во второй раз вошла в тонкой белой рубахе до пят, подол которой сразу прилип к ногам. В третий раз ступила полностью обнажённой, а осмотрев руки – окунулась в Рыту с головой. Не закрывая глаз. И чувствуя жгучий холод тёплой, как кровь, воды. А вынырнув – увидела плывущую по реке себя… спокойную… омытую чёрной, тёплой, как кровь, водой. Безмятежную и умиротворённую. Уносящуюся в бездну провала, что прятался меж огромных валунов… и грохот падающей в никуда воды ударил в самую душу. Потому что падала в провал – она…

– Нет! – Зебра закричала и открыла глаза. – Нет… пожалуйста, нет.

– Ты бы сменила звонок будильника, – пробурчал лежащий рядом мужчина. – А то как телефон трезвонит.

– Извини… – Девушка вздохнула, стряхивая с себя дурное виденье, а затем прильнула к мужчине всем телом. Она специально ставила будильник на двадцать минут раньше необходимого, потому что знала, что по утрам её мужчина легко возбуждается. Лёгкое движение грудью, напряжёнными сосками… рука скользит по его спине, замирает на шее, мягко спускается на бок… мужчина поворачивается и гладит Зебру по животу. Он тоже знает, что ей нужно, чувствует остатки напряжения, вызванного плохим сном, и нежно ласкает её грудь.