Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн
Шрифт:
Интервал:
Яснее всех выразился бы Кант. Нельзя убивать и порабощать милосцев. Невозможно выработать категорический императив, который гласил бы: если кто-то вмешивается в твои планы выиграть войну, ты можешь убить и поработить их. Это предполагало бы, что такая же судьба могла бы ожидать и тебя. Как это случилось с афинянами – крайне неудачная кампания против сицилийского города Сиракузы окончилась полным разгромом афинян. Большая часть армии была уничтожена. Те, кто выжил, без отдыха работали на рудниках, сетуя лишь на то, что им отказано в быстром окончании их страданий. А потом спартанцы выиграли войну.
– Так что, все было напрасно?
– Да.
– Карма.
– Карма. Пойдем домой.
Прогулка четвертая
Чужой разум и свобода воли
Во время этой прогулки я сначала размышляю над вопросом о чужом разуме, то есть о том, как мы можем быть уверены, что другие люди – это не просто андроиды, что они обладают умственными процессами и опытом, как и мы? А затем мы с Монти обсуждаем проблему свободы воли: свободны ли люди делать выбор – нравственный или иной – или все наши мысли и действия определены тем, что находится за рамками нашего контроля?
На следующий день я неожиданно решил пойти на прогулку с Монти вдоль Темзы, от Ричмонда до Строберри-Хилл. Это означало, что нам надо было добираться до Ричмонда на поезде, но Монти нравится общественный транспорт, и он обычно хорошо себя ведет. Он сидел у меня на коленях в переполненном вагоне, пока я читал, а его нос прижимался к углублению между двумя половинками открытой книги, и было немного похоже, будто он тоже читает. Я быстро огляделся, надеясь, что кто-нибудь наслаждается этой маленькой сценкой и мы могли бы обменяться улыбками в стиле «вот какой милашка», но другие пассажиры были слишком поглощены своими телефонами: водя пальцами по экранам, они улыбались каким-то шуткам в WhatsApp или видео с чихающей пандой на YouTube.
В такие моменты, когда кажется, что все замкнулись в своем собственном мире, я начинаю размышлять над так называемой проблемой чужого разума. Вопрос о том, имеют ли другие люди разум, как у меня, – один из тех немногих, истоки которого не относятся к временам древних греков. По-видимому, до Джона Стюарта Милля, философа XIX века, никого это не волновало. Но, сидя в поезде и наблюдая за людьми, было трудно не задуматься над тем, как можно доказать распространенное предположение, будто другие люди думают, чувствуют и воспринимают мир так же, как я сам. Я не могу испытывать вашу боль или вашу радость. Я не могу чувствовать то же, что и вы, когда вы чешете голову или подгибаете пальцы в своих слишком тесных туфлях. Чувствуется ли ваше счастье так же, как мое, ваша печаль – так же, как моя?
Конечно, если человек искренне не верит, что другие люди обладают разумом, подобным нашему, – это признак безумия: люди с шизофренией и другими расстройствами личности часто убеждены в том, что других людей вокруг них заменили бездушные копии или автоматы. Нормальные люди верят в идентичность сознания, в то, что различия между нами – это просто вариации на тему. Однако вера и знание – это не одно и то же. Можем ли мы знать, что мы одинаковы, или, по крайней мере, быть настолько же уверены в одинаковости умственных процессов, насколько анатомы уверены в одинаковом строении тел?
Существуют две стороны этой проблемы, различия между которыми очень тонкие. Первая: откуда я могу знать, что у вас в голове? Что считать доказательством? Другая проблема имеет концептуальный характер. Для того чтобы по-настоящему узнать, действительно ли мы одинаковы, я должен был бы воспринимать мысли и чувства другого человека, как свои собственные, а как такое возможно? Мои мысли и чувства никак не могут включать ваши. Подобное буквально немыслимо за пределами мира научной фантастики.
Должен сразу сказать, что философия не дает никаких ответов на вторую формулировку проблемы. А ответы на первый вопрос тоже не вполне удовлетворительны. Но на первый вопрос, по крайней мере, были попытки ответа, пусть даже они настолько же тверды и надежны, как высохшие меренги…
Философы предложили три различных решения проблемы чужого разума. Первое – это доказательство на основе аналогии. Я знаю, что я обладаю таким видом разума. Я чувствую и думаю, желаю, испытываю зуд и боль. Другие люди похожи на меня по стольким внешним характеристикам, что я это ясно вижу. Поэтому они, конечно, должны быть похожи на меня и изнутри, разве не так?
Именно так большинство из нас думает инстинктивно. Это форма индуктивного умозаключения. Индукция – процесс, с помощью которого мы пытаемся создать общие законы на основе частных примеров. Вы обнаруживаете определенное число случаев, в которых за X следует Y, а затем делаете индуктивный вывод, что за всеми X будут следовать Y. Я замечаю, что в моем случае со мной происходят определенные процессы, и я обладаю определенными переживаниями, поэтому я вывожу общее правило, что все люди должны переживать эти вещи таким же образом.
Помимо различных проблем с индуктивными умозаключениями (мы исследуем их подробно позднее), у доказательства на основе аналогии есть главный недостаток. Обычно при использовании индукции идея заключается в том, что вы собираете свидетельства на основе множества примеров, создаете общий закон, а затем используете его для предсказания будущих случаев. Но в том, что касается проблемы чужого разума, при доказательстве на основе аналогии этот процесс разворачивается почти в обратном направлении. У нас имеется лишь один пример для выведения общего правила. Затем мы применяем его ко всем людям на планете, т. е. к нескольким миллиардам человек. Несмотря на исключительную привлекательность и повсеместное применение, это слабое доказательство.
Второй аргумент звучит похоже, но на самом деле значительно отличается. Это доказательство путем выведения, а не аналогии. Вместо предположения о том, что поскольку у меня такого рода
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!