Как натаскать вашу собаку по философии и разложить по полочкам основные идеи и понятия этой науки - Энтони Макгоуэн

разум, то и другие люди должны обладать таким же разумом, это доказательство основано на наблюдении за поведением других и, исходя из этого, формулировании наилучшей возможной гипотезы. Если бы мы увидели автомобиль на колесах, движущийся вниз по улице, то предположили бы, что он приводится в действие двигателем, а не магией или хитро спрятанными лошадьми. Мы видим людей, которые по-разному ведут себя, ходят, говорят, любят, ненавидят. Если теперь мы попытаемся объяснить это поведение, то существуют разные возможности. Окружающие нас люди, как уже упоминалось, могли бы быть живыми роботами, не имеющими сознания, подобного моему. Они могли бы быть компьютерными симуляциями. Мог бы быть какой-то другой, доселе неизвестный механизм, управляющий ими. Но наиболее разумное объяснение заключается в том, что эти люди обладают разумом и сознанием. Такое объяснение просто лучше, чем любые другие, соответствует наблюдаемым нами фактам.

Проблема в том, что в лучшем случае мы просто приходим к следующему выводу: наиболее вероятное объяснение поведения других людей заключается в том, что они обладают разумом, более или менее похожим на наш. А затем мы переходим к доказательству на основе аналогии, чтобы пройти оставшийся путь и предположить, что реальная текстура опыта других людей такая же, как наша. Недостатки такого доказательства мы уже рассмотрели.

Третье «решение» – самое простое и притягательное (по крайней мере, для меня). Предполагается, что умственное состояние вообще не скрыто. Процессы, происходящие в мозге, отражаются внешне. Человек, испытывающий зуд, чешется. Размышляющий выглядит задумчивым. Счастливый улыбается. В некотором смысле разрушается представление о дихотомии разум/тело. Вместо двух объектов, разума и тела, есть один: единый мыслящий организм. Такая точка зрения заранее предполагает, что мы – социальные существа, которые в процессе эволюции развивались таким образом, чтобы «прочитывать» друг друга. Сознание – это не какая-то отдельная комната нашего разума, а открытая общая арена.

С этим аргументом связана идея о том, что существование языка возможно только в том случае, если наш разум функционирует одинаково. Язык всегда является общим и зависит от разделяемого с другими людьми понимания мира. Слова отражают идеи; общение – это факт: самые разнообразные события происходят, очевидно, потому что передается точная информация или инструкции. Как сказал Витгенштейн, если бы лев мог говорить, мы бы его не поняли, потому что ментальный и социальный мир льва очень отличается от нашего. Но люди говорят и понимают друг друга.

Конечно, существуют проблемы и с такой точкой зрения. Мы можем обманывать и обманываться, неверно понимать физические проявления мысли. Мы можем думать, не демонстрируя каких-либо эмоций или других признаков. Невозможно по лицу выявить строение разума.

И все же исключения лишь подтверждают правило. Обман возможен только потому, что обычно нас не обманывают.

Многие скажут, что этим нелепым идеям относительно чужого разума – гипотезе об автоматах и т. п. – легко можно положить конец, если провести некоторое время в секционном зале. Несколько ловких манипуляций с циркулярной пилой в течение нескольких минут продемонстрируют, что в каждой черепной коробке заключен мозг, а быстрый разрез скальпелем покажет, что мозг имеет одинаковую структуру, без скрытых электрических схем или чужеродных имплантов. Такое исследование удовлетворило бы большинство скептиков, хотя оно и не достигнет цели в качестве настоящего доказательства. Может быть, техника замаскирована под органический материал? А вдруг все, что вокруг, – это мой сон или фантазия? И даже если бы я вскрыл череп каждого человека и в итоге оказался сидящим на огромной горе трупов, откуда бы я знал, что мой собственный череп содержит такой же студенистый орган? Может, я – единственный, у кого есть работающие электрические схемы внутри?

Где мы в итоге оказываемся с проблемой другого разума? Как это часто бывает, философия помогает нам разобраться в проблеме, но не дает полностью удовлетворительный ответ. Я думаю, что мы можем достаточно уверенно сделать вывод, что к людям вокруг нас следует продолжать относиться так, будто мы одинаковые, даже если я никогда на самом деле не почувствую вашу боль, как свою собственную, и переживаемое вами блаженство, как свое.

Во время другой прогулки мы рассмотрим, что значит знать и сомневаться…

Я почувствовал, как Монти зашевелился у меня на коленях, а потом спрыгнул на пол. Я огляделся: вагон был пуст, а поезд стоял на конечной станции. К нам направлялась уборщица с огромной корзиной для мусора.

– Извини, дружище, – сказал я. – Должно быть, я заснул.

От Ричмонда примерно за час можно пройти пешком в обе стороны по узкой пешеходной дорожке, петляющей между ивами и березами, растущими вдоль реки. В те времена, когда у меня была настоящая работа, такое путешествие мне приходилось совершать пару раз в неделю: я преподавал в маленьком и относительно малоизвестном колледже. Но я ушел с должности, и уже прошло семь лет с тех пор, как я последний раз ходил по этой дороге.

Небо было безоблачным и парадоксально серым, и река отливала такой же серостью. Я подумал: «Странно, как тихо». Считается, что движущаяся река шумит. Очевидно, примером служат грохочущие стремнины или волны океана, разбивающиеся о берег, но вы бы решили, что даже широкая мрачная река, подобно Темзе у Ричмонда, должна производить какой-то шум, бульканье или шипенье. Но, когда я закрыл глаза, не было слышно ничего, кроме шелеста отмирающих октябрьских листьев и доносящегося откуда-то детского смеха.

Известно, что философ-досократик Гераклит – тот самый, чье раздутое от водянки тело, измазанное навозом, съели собаки, – говорил, что нельзя войти в одну реку дважды. Традиционно это выражение трактуют таким образом, что все течет и меняется, ничто не постоянно, ничто не познаваемо до конца, так как к тому моменту, когда вы обратите внимание на один участок реки (или жизни), он уже исчезнет. И этот акцент на непостоянстве укладывается в представления Гераклита о том, что основной элемент Вселенной, фундаментальная реальность, проявлением которой являются все вещи, – это огонь. Огонь непостоянен и подвержен преобразованиям. Вы обнаружили, что река изменилась, но огонь меняет вас.

В связи с этим возникает вопрос о личной идентичности. После всех прошедших лет к реке вернулся тот же самый я? Наши клетки отмирают и замещаются другими клетками. Старые воспоминания увядают, и создаются новые. Наши взгляды меняются, поскольку юный радикал превращается в старого консерватора, а та, кто в молодости была блюстительницей нравов, обнаруживает, что жизнь расширила список ее симпатий.

Я помню свое посещение Лондонского зоопарка. Сначала я наблюдал за молодыми орангутанами, которые скакали по своему вольеру, резвясь и дурачась, обнимали друг друга и уже в следующий момент вступали в шуточное сражение. А потом в одном