Танамор. Незримый враг - Екатерина Соболь

Робин вытащил из жилетного кармана книжечку, схватил со стойки для писем перо, окунул его в стоявшую там же чернильницу и вопросительно уставился на меня.

– Я весь – одни сплошные уши, – с чувством сказал он. – Граф, начинайте.

Меня неожиданно растрогало, как быстро люди привыкают к моему уродству. Молли, Нэнси, Фаррелл, а теперь еще и Робин были в ужасе от моего вида совсем недолго. Я невольно тронул свою покореженную шею. Всю жизнь я боялся показаться людям с неаккуратной прической или в шейном платке, плохо сочетающемся по цвету с оттенком жилета, а теперь стоял перед конкурентом искореженный, утыкаясь носом в плечо, и ему, похоже, не было до этого дела. А вдруг люди придают тому, как я выгляжу, гораздо меньше значения, чем я думал? Я что, всю жизнь провел, заботясь о том, что неважно?

– Граф, вы там не умерли? – поинтересовался Робин, и я с трудом очнулся от своих невеселых размышлений. – Не сочтите за оскорбление. Само ваше присутствие в этом мире – чудо, о котором мы обязательно поговорим в другой раз. Но номер через час сдадут в печать, и, если вы хотите, чтобы я попытался что-то в него протащить, придется поспешить.

Я начал диктовать. Робин торопливо записывал, присвистывая и кивая. Мы со своей историей про неуловимого убийцу определенно нашли благодарного слушателя. Когда я закончил, Робин кивнул и расплылся в широкой безумной улыбке.

– Ну дела! Все, я пошел. Граф, я же говорил, вы – мастер сенсации. Молли, ты умеешь выбирать друзей. – Он подмигнул ей. Молли в ответ смущенно усмехнулась, а я скорчил кислую рожу. – Берегите себя, граф, и до встречи.

Он умчался в главный зал и начал что-то там возбужденно тараторить, а я потянул Молли на улицу. Мы растолкали Фаррелла, который успел заснуть, и молча поехали домой.

Молли заговорила, только когда мы выехали из Дублина и покатили по Плама-Бохар, сливовой дороге, белеющей во тьме цветущими деревьями.

– Почему у вас шея, спина и рука не исправляются? – спросила она, не поворачиваясь ко мне. – Вы говорили, на вас все заживает.

– Мне жаль. Похоже, больше нет.

– Это опасно?

Я заколебался. Бывают моменты, когда невольно приходится быть честным, но я решил, что этот – не из их числа.

– Разве что для моего самолюбия.

Я искоса взглянул на ее бледный профиль. Вид у Молли был измученный, и я пожалел, что не могу обнять ее, как Лиам – Нэнси.

– Мы ведь успеем разобраться с убийцей завтра, до маминой помолвки? – Молли вдруг повернулась ко мне. – Гости придут к пяти часам вечера.

Я слабо улыбнулся. Раньше я бы и не поверил, что планы по задержанию преступников могут зависеть от времени прихода гостей.

– Не сомневайся.

Молли удовлетворенно кивнула и до самого дома не сказала больше ни слова.

Фрейя спала прямо за столом. Перед ней валялись ножи и ложки всех мастей – похоже, она их чистила, пока ее не сморил сон. На скамье было разложено знакомое синее платье – видимо, уже готовое, с пришитой на ворот лентой (жаль, что лучше выглядеть оно от этого не стало). Молли потянулась, чтобы разбудить мать, но Фаррелл мягко остановил ее руку.

– Разрешишь? – шепотом спросил он.

Молли улыбнулась и сделала шаг назад. Стоя поодаль, мы с ней смотрели, как Фаррелл нежно разбудил Фрейю и повел укладываться на соломенный матрас, ворча, что она повредит спину, если будет вот так спать за столом. Молли потянула меня на улицу, и только тут я вспомнил, что обычно она спит с матерью на этом же матрасе.

– Не хочу им мешать, у них праздник завтра, – пробормотала Молли и душераздирающе зевнула. – На сеновале лягу.

– Там неудобно, а ты устала. – Я смущенно посмотрел на нее. – Ты могла бы лечь в моей комнате. То есть в вашей комнате, которую вы предоставили мне. Я все равно почти никогда не лежу, и постельного белья заказал с запасом, так что… – Она продолжала молча на меня смотреть, и я сдулся. – Извини. Я понимаю, неприлично такое предлагать.

– Эй, вы чего, я согласна! Только давайте-ка мы в окно, не хочу тревожить наших.

«Наших». Как приятно звучит. По той самой дорожке, на которой всего три дня назад произошла столь неудачная романтическая сцена, мы дошли до моего окна. Молли забралась в комнату, – какая же она ловкая, даже скромный размер окна ей не помешал! – а я вспомнил о своих неприятностях с рукой. Подтянулся было одной, но ничего не вышло.

– У вас с плечом что-то, я же вижу, – сжалилась Молли. – Левой рукой совсем не двигаете. Ну-ка…

Она высунулась из окна, обхватила меня за пояс и втащила в окно легко, как ребенка. Я протестующе крякнул, но было поздно, Молли уже поставила меня на пол.

– Могу огонь разжечь, – предложила она.

– Если честно, мне все равно. Я ни тепла, ни холода не чувствую. Разведи, если сама хочешь.

Молли хотела. Она умело разожгла очаг, а я пока одной рукой вытащил из комода новое постельное белье.

– Шелковое, – брякнул я и тут же осекся: получается, снова хвастаюсь богатством. – Очень удобное!

Я даже сделал героическую попытку заправить кровать, чего не делал самостоятельно ни разу в жизни, – мне так хотелось показать себя гостеприимным хозяином! Молли пару минут наблюдала за моими попытками, потом сжалилась, подошла и ловко начала стелить сама. Взбила подушку, спихнула с ног ботинки и, как была, в одежде, завалилась в постель.

– Ой, все, – пробормотала она, едва открывая глаза. – Устала – не могу. Только не уходите без меня. Обещайте, что не уйдете.

– Когда проснешься, я буду здесь, – тихо сказал я, застыв около кровати.

– Вечно вы изворачиваетесь…

На секунду мне показалось, что она с невероятной проницательностью разгадала мой замысел. Я ведь нарочно сказал «буду здесь, когда проснешься» вместо «не уйду». Слова – ценный ресурс, и я всегда старался расходовать его с умом. Но кто может знать меня настолько, чтобы это заметить? Никто.

Хотелось оглядеть свою спину и проверить, как она там, но от этой идеи я отказался. Вдруг Молли проснется и застанет меня полуголым? Это будет совершенно неприлично. Да и без солнечного света отражение вряд ли будет четким… Пожалуй, иногда правду лучше не знать.

Я смотрел на мирно спящую Молли и думал: будь у меня больше времени, она бы, возможно, сумела полюбить меня. Но время было сейчас злейшим моим врагом: под вечер стало тяжелее дышать, вряд ли мне удастся долго протянуть.

Только одна вещь на свете могла бы мне помочь, и я не смог устоять перед соблазном. Если Ирландия – земля чудес, то мне особенно необходимо одно последнее чудо. Близость смерти толкает на поступки, которых в обычный день себе не позволишь.

На этот раз я вышел из комнаты через дверь: неуклюжий прыжок в окно мог разбудить Молли. Фаррелл и Фрейя уже спали, обнявшись, на матрасе, и я беспрепятственно добрался до конюшни. У Фаррелла, к счастью, не хватило сил сразу распрячь лошадей: он только отстегнул их от телеги и поставил отдыхать. Моя лошадь была по-прежнему оседлана, и я за поводья вывел ее наружу. Лошадь шла неохотно – не хотела отрываться от хрупанья сеном, – и я прошептал: