Небесное чудовище - Яся Белая

служанка и кидает на меня выразительный взгляд, говорящий: «Расскажи ты, я не могу».

И мне приходится пересказать суть недавнего спора. Во время моего повествования Мин-эр заливается краской и прячет лицо в ладонях – теперь ей невероятно стыдно, что ввязалась в подобное.

– Зря ты не позволила мне его убить! – рычит возле моего уха Фэн Лэйшэн. Во время рассказа я чувствовала, как его ладони сжимались на моей талии, будто я во всем виновата. Отчасти так и есть, ибо сама же попросила сохранить жизнь вредному Тигриному Богу.

– Убивать не стоит, – миролюбиво говорит принцесса, – а вот проучить – очень даже. Тем более наше с вами дело, господин Фэн, может пока подождать.

Лэйшэн кивает.

– Вот и славно, – улыбается Фа Юнсюэ. – Давайте придумаем план.

Придумывать коварные планы за чаем с османтусовыми пирожными – чудесное занятие, очень расслабляет и успокаивает. Однако все – и хорошее, и плохое – рано или поздно заканчивается. Вот и нам пришла пора расходиться и возвращаться. Я не прощаюсь, потому что знаю: нас с принцессой судьба сведет еще не раз. И вынуждено удаляюсь, влекомая Фэн Лэйшэном.

За воротами павильона нас ожидает повозка. Мы притормаживаем возле нее, и Лэйшэн оборачивается к моей названой сестренке.

– Барышня Янь Мин, – вежливо произносит он, – не могли бы вы оставить нас? Нам с госпожой нужно серьезно поговорить наедине.

Та послушно кивает.

– Конечно-конечно, я как раз хотела прогуляться и зайти в лавку за пудрой, а то ваша почти закончилась.

Не могу допустить, чтобы она ушла, потому что не хочу оставаться один на один с Фэн Лэйшэном в повозке. Я слишком хорошо чувствую, как бурлит в нем ци, окрашенная темными всполохами гнева и недовольства. Ощущаю физически. А еще мне страшно, бессознательно страшно, потому что мы с ним по разные стороны: я – чудовище, он – охотник. И этого не изменить. Как не убрать из памяти клинок, пронзивший мое сердце в минуту высшего доверия. Поэтому я хватаю за руку Янь Мин и удерживаю ее.

– Ты не знаешь, дорогой муж, – ехидничаю я, – но мы с Янь Мин стали сестрами. И у нас отныне нет секретов друг от друга.

Служанка кивает, поддерживая мои слова.

– Сестрами, – в тон мне тянет Лэйшэн, – ну надо же! А ты рассказала своей новоиспеченной сестре, кто ты на самом деле?

Чувствую, как эта самая сестра начинает дергаться и нервно теребить одежду. Да, я ей рассказала о себе, но сильно в общих чертах – чтобы не оттолкнуть.

– Так вот, барышня Янь Мин, – продолжает этот бесцеремонный наглец, – позвольте вам рассказать. Ваша досточтимая сестра – чудовище, – последнее он буквально выдыхает, нависнув над сжавшейся в комок девушкой, – любимая закуска которого – маленькие глупые смертные. Она любит их с хорошо прожаренной корочкой.

Голос звучит мрачно, потусторонне, пробирает холодком ужаса по позвоночнику даже меня. Что уж говорить о бедняжке Янь Мин, которая стоит рядом ни жива ни мертва. Я не стала пугать ее, рассказывая всю правду, – в тот момент ей хватило и сведений о моих спутниках, да и в своем супруге – чтоб ему пусто было! – уверена: он смертных рядом со мной в обиду не даст.

Но выходит, зря промолчала: Янь Мин вырывается и, рыдая, кидается прочь по улице.

Я смотрю на Фэн Лэйшэна, сжимая кулаки, и выпаливаю:

– Зачем ты так с ней? Нравится запугивать, да?

Он хмыкает, но весьма невесело, с горечью отвечая:

– Нет, но я предпочитаю говорить правду. Иногда это спасает жизнь.

– Да, а мне правду ты предпочел не говорить, решив забрать жизнь, – фыркаю, прохожу мимо него и залезаю в повозку, не позволяя помочь. Когда Лэйшэн также оказывается внутри, отворачиваюсь и складываю руки на груди.

– Ты ведешь себя как ребенок, Ли-эр.

– Ну и пусть, – парирую зло. – И не называй меня так! Ты сам похоронил Ли-эр. Я видела памятную табличку в твоем кабинете.

– Ты ходила в мой кабинет? – Он хватает меня за руку, но я так возмущенно зыркаю, что он тут же отпускает. Однако нависать не перестает. Такой огромный, подавляющий, властный.

– Да, – вскидываю голову и встречаю грозный взгляд, – должна же я знать твою истинную цель. Зачем ты вдруг объявился в моей жизни семьсот лет спустя?

Фэн Лэйшэн отстраняется и тоже складывает руки на груди, закрываясь. Опускает глаза, пряча взор за длинными ресницами. Видимо, успокаивается, гармонизирует течение ци в меридианах.

– Я уже говорил тебе: началась новая волна охоты на чудовищ. Третий Брат Небесного Императора, – сказав это, он почтительно склоняется, будто впрямь увидел венценосную особу, – сейчас особенно лютует. Вычищает всех, которым больше тысячи лет.

– Почему именно их? – интересуюсь я.

Но вместо ответа он вдруг спрашивает:

– Знаешь, почему предка генерала Се Чжимина низвергли с небес?

– Откуда же мне знать? Принцесса обмолвилась, что тот ослушался своего господина. Но что именно сделал, не сказала. – Вопрос Лэйшэна меня удивляет.

– Почти то же самое, что с ней самой сделал генерал Се: пожалел и отпустил. Только в случае с Се Лином речь шла о новорожденном ребенке.

– Не понимаю: как это связано с охотой на чудовищ? – признаюсь честно.

– Очень просто, – отвечает он. – Садись поближе, расскажу тебе еще одну историю. Женщины же их так любят! Особенно те, где императоры или их ближайшие родственники влюбляются в простых девушек.

Даже лукавить не буду – всегда охотно покупала подобные книги. И хоть любовь в них часто бывала трагичной, заставляя меня орошать страницы слезами, устоять перед очарованием повествования я не могла. И верила, что однажды такое случится и со мной. Но у меня все будет по-другому. Так и вышло: я, Никчемная Ю, повстречала бога и отдала ему свое сердце.

– Конечно, люблю. Рассказывай уже, – говорю я и даже подвигаюсь ближе. И пусть Фэн Лэйшэну я пока что не очень доверяю, сейчас мне важно не упустить ни одного слова.

– Ну что ж, тогда слушай…

В тот год было много дурных знамений.

В главном пруду Небесного Царства погибли все лотосы. Священные птицы умирали прямо на лету и падали на головы небожителей. Луна все чаще окрашивалась в пурпур. А ветры норовили не только сорвать одежды, но и само мясо отделить от костей.

Таким был год.

Не стоило ожидать чего-то хорошего. Но Минчжу, чье имя значило «чистый жемчуг», все же верила в лучшее. Она поглаживала свой довольно заметный живот, тихо и нежно улыбалась и заверяла свое дитя, что все будет хорошо. Ей хотелось, чтобы так и получилось, ведь сама Минчжу была всего лишь