Небесное чудовище - Яся Белая

– недаром он всегда был лучшим из лучших.

Но я должна защитить свою младшую сестренку, поэтому снимаю маску и шляпу, смотрю смело и прямо, загоняя страх перед ним поглубже.

– Только не наказывай Янь Мин, – почти требую. – Это была моя затея.

– Нет-нет, – отмирает малышка, – сестрица Ю, ты не должна…

Фэн Лэйшэн взмахивает рукой, заставляя нас обеих проглотить слова, которые уже плясали на языке.

– Никто не собирается вас наказывать. Так, Ваше Высочество?

Святая Дева кивает.

– Более того, – добавляет она дружелюбно, – приглашаю присоединиться к нашей трапезе.

– Присоединиться? – мы обе удивлены, но каждая своему. Разве я не наблюдала только что нечто интимное между этими двумя?

– Ли-эр, – считывает мои мысли Фэн Лэйшэн, – не глупи. Я лишь сказал Ее Высочеству то, что не предназначалось для чужих ушей. Не более. Не придумывай того, чего нет и быть не может.

И, будто подтверждая свои слова, нагло притягивает меня к себе, едва ли не силой усаживая рядом.

А Янь Мин складывает что-то в голове и выдает:

– Ее Высочество? То есть принцесса? Неужели та самая?

– Я слышу в вашем голосе разочарование, дитя мое, – грустно произносит Святая Дева. – Но да, я та самая принцесса…

И, горько хмыкнув, избавляется от своей маскировки.

Мы обе замираем: я – прямо в объятиях Фэн Лэйшэна, даже забывая возмущаться его наглости. А Янь Мин так просто каменеет, приоткрыв рот и прижав руки к груди.

Принцесса вовсе не уродина, иные небожительницы могли бы позавидовать ее красоте: по хрупким плечам юной девушки льются искрящиеся серебром светлые кудри, а глаза у нее цвета спелых вишен. Но при этом она – человек.

Зато теперь понятно, почему прячется ото всех: за одну только внешность ее могут признать демоницей и убить.

Кажется, что-то подобное и произошло с той самой принцессой, если я правильно помню байки, которые травил сказитель, забредавший в деревню Бамбукового Ветра. Но я хочу услышать историю из ее уст.

Эпизод 13

Та самая принцесса

Династия Фа уже третье столетие правила царством Шэнь, что лежало на севере континента. Государство процветало, и правящая семья пользовалась огромной любовью народа. На них смотрели все, а потому правитель и его семья должны были в каждом своем поступке являть пример для народа. Так и было до тех пор, пока последний правитель Хуэйцин не сделал своей наложницей прекрасную Синьи.

Ее имя значило «радость». И действительно, каждый, кто видел девушку, улыбался. О красоте юной Синьи ходили легенды. Вот только она была не из знатного рода – всего лишь певица с дивным голосом, чудесно игравшая на эрху[13]. Ее пение и игра завораживали, а красота пленяла и лишала рассудка…

Именно так решили придворные, когда Синьи вошла в царский дворец. И, не успев переступить порог, получила титул Драгоценной Супруги. Правитель словно позабыл, что у него есть еще целый гарем, где множество женщин жаждали его благосклонности. Он даже повелел евнухам не приносить ему таблички с именами других жен и наложниц. Зачем? Он желал лишь одну: Синьи. И прелестница отвечала ему нежной и преданной любовью.

Но невозможно уберечься женщине в гареме, если остальные сестры настроены против нее. Так вышло и с Синьи. Поползли слухи, что она демоница, опутавшая своими чарами повелителя, а значит, не видать династии Фа прежнего благоденствия и процветания. Что только не делали обозленные наложницы, чтобы извести Синьи! Но влюбленный правитель всегда вставал на сторону своей Драгоценной Супруги, и доставалось обычно обидчицам. А это лишь распаляло их ненависть.

И все-таки правитель, у которого множество важных дел, не мог быть рядом со своей супругой сутки напролет – слишком многое требовало его внимания. Да и умница Синьи не удерживала его возле себя, понимая важность долга перед страной и народом. Даже забеременев, она с легкостью отпускала повелителя. Знала, что, как только выдастся свободная минутка, Хуэйцин снова будет рядом с ней.

Однажды правителю пришлось надолго покинуть столицу. Придворный лекарь, подкупленный Благородной Супругой, уговорил Хуэйцина оставить возлюбленную во дворце: мол, в таком состоянии ей вредна дорожная тряска. Правитель согласился, хоть и с тяжелым сердцем.

Но едва он, сопровождаемый пышной процессией, отбыл из дворца, как в павильон Небесных колокольчиков, ближайший к покоям Его Величества и дарованный Синьи, явилась Благородная Супруга со свитой. Ее сопровождала сама Вдовствующая Госпожа, мать нынешнего правителя. Намерения, приведшие Благородную Супругу, были самые благие: проведать сестру, которая очень тяжело носила своего малыша. Она даже шаманку с собой захватила – чтобы очистить покои Синьи от злых духов.

«Наверняка они изнуряют бедную сестрицу», – ворковала Благородная Супруга, прикрывая ярко накрашенный рот богато расшитым рукавом.

Шаманка брызнула в лицо Синьи каким-то отваром, который помешивала в чаше, расхаживая кругами по комнатам, и мир прекрасной музыкантши закачался и поплыл. Очнулась она уже на кровати, связанная по рукам и ногам заклятиями, а злобная страшная старуха с неестественно синими горящими глазами бормотала над ней проклятия.

Синьи не могла сдвинуться с места, да и крика ее никто бы не услышал – шаманка предусмотрительно запечатала ее уста. А после, когда все ушли, могла лишь плакать.

С того дня Драгоценная Супруга гасла, как свеча. Больше не звучали мелодии эрху, не вторил им прекрасный голос. И глаза, которые сравнивали с очами феникса, больше не источали света и жизнелюбия. Тоска и отчаяние пеплом оседали в них.

Путешествие правителя затянулось, и когда Синьи пришло время разрешиться от бремени, возлюбленного не было рядом. Зато тут как тут оказались Благородная Супруга и Вдовствующая Госпожа. Роды Синьи выдались очень тяжелыми, и, дав жизнь маленькой принцессе, она умерла.

Вдовствующая Госпожа и Благородная Супруга, едва взглянув на новорожденную малышку, поняли: их план удался. Головку принцессы покрывал белокурый пушок, а глазенки были цвета спелых вишен и лучились любопытством.

Девочку назвали Юнсюэ, где первая часть звучала как «лепесток лилии», а вторая – как «снег». Принцессой Снежных Лилий нарекут гораздо позже, а пока женщины, затаившись, ждали воли правителя.

Хуэйцин, конечно же, по возвращении впал в ярость, что ему не сообщили о смерти Драгоценной Супруги. Но куда сильнее он разгневался, увидев дочь: волосенки у нее к тому времени уже прилично отросли и поблескивали лунным жемчугом даже при свете дня.

«Я баловал Синьи, холил и лелеял, – злился Хуэйцин. – А она родила мне такую уродливую дочь. Уберите это с глаз моих! Чтобы я никогда ее не